Что делать, если ты не знаешь, как вернуться к сексуальной жизни после насильственного опыта? Если пубертат десять лет как позади, но вступать в сексуальные отношения боязно? Что, если ты не чувствуешь и не понимаешь своё тело и страшишься взаимодействовать с другим человеком во время секса?
В США и в Израиле после классической психотерапии и консультации сексолога могут посоветовать суррогатную секс-терапию. Она включает тактильные и сексуальные практики со специалистом — суррогатным партнёром. За неё всегда платят. В России профессии суррогатного партнёра не существует, но существуют практики, которые так себя называют, а также люди, которые платят им за услуги.
«Новая вкладка» рассказывает, что происходит за закрытыми дверями квартир, которые снимают для сессий люди, называющие себя суррогатными партнёрами; почему одни российские сексологи отрицают эффективность их действий, да и вообще существование такой профессии, а другие работают с ними в паре; с чем от них уходят клиенты, почему иногда возвращаются и зачем люди продолжают платить им за секс.
Хорошая девочка
В середине января 2020 года 27-летняя Ксения Кожемякина летела по Новому Арбату в платье на голое тело, пальто и уггах и орала подруге в трубку, что у неё только что случился лучший секс в её жизни.
За пять часов до этого Ксения в нерешительности стояла перед открытой дверью столичной квартиры, в которой никогда не была. Внутри ждал мужчина, которого она не знала и за встречу с которым заплатила 7 тысяч рублей.
Накануне Ксения написала ему, что у неё мало тактильного опыта и сейчас она исследует себя, «раскачивает свою чувственность», хочет раздвинуть рамки. «Отличный запрос», — отозвался незнакомец.
Уроженка Тюмени, Ксения с 17 лет училась и жила в Москве, получила юридическое образование в Высшей школе экономики. Она не захотела связывать свою жизнь с юриспруденцией и работала, как она говорит, на «человеческо-магловской работе»: преподавала выпускникам школ историю и обществознание в центре дополнительного образования. Ксения жила одна. Три года она поддерживала отношения на расстоянии с мужчиной из Бельгии, периодически летала к нему в гости, но в начале 2020 года они расстались.
Ксения сверила номер квартиры с тем, что получила в сообщении, шагнула на порог (квартира показалась ей очень светлой, просторной и солнечной) и увидела своего смс-собеседника — Анзола. Из одежды на мужчине — только шорты. Крупные серьги в ушах, гладко выбритая голова, улыбка. Одна из многочисленных татуировок, на правой руке, призывает: «Пойдём со мной». На левой — продолжение: «Ты пожалеешь, но тебе понравится».
Волнение зашкаливало, и Ксения, выпалив «Привет!», тут же начала говорить.
Она говорила и говорила: пока разувалась и снимала пальто, пока бродила по квартире и осматривала комнаты. «Во мне было очень много смятения, хотелось сгладить неловкость, — вспоминает она. — Всё, что я делала первые полчаса, — соблюдала социальные ритуалы, потому что приехала непонятно во что, неизвестно куда. Абсолютно не знала, как это всё работает и что вообще надо делать».
Слова, говорит она, всегда казались ей безопасной территорией, а телесность — нет.
Анзол сказал, что она может выбрать любое место, где ей хочется находиться, и остаться там. Ксении понравилось на кухне. Она уселась на подоконник, хозяин протянул ей кружку с чаем, сам устроился на стуле напротив и внимательно слушал.
Сейчас она называет тот монолог «терапевтичным выбалтыванием», а содержания его не помнит абсолютно. «Думаю, ещё там перестала помнить». — Она испытывала стресс и чувствовала, будто должна всё объяснить: за короткое время «погрузить собеседника в контекст своей жизни, отношений с мужчинами и с самой собой».
Ещё три года назад никакого «контекста отношений» не существовало. У Ксении до 24 лет не было секса, хотя интерес к этой сфере жизни она чувствовала с детства. Она иронизировала, что собрала «бинго хорошей девочки»: юность за книгами, никаких дворовых компаний, сигарет, мальчиков, выпивки и странных увлечений.
Она призналась Анзолу, что ей хотелось сдвинуться с той точки, где к 27 годам у неё был сексуальный опыт только с её первым мужчиной-бельгийцем, с которым она встретилась на музыкальном фестивале, а также одна спонтанная ночь со случайным знакомым после концерта Rammstein — и больше ничего.
Она говорила Анзолу о своих комплексах, об опыте йони-массажа, о переживаниях из-за измены постоянному партнёру и о внутренних противоречиях. «Моя сексуальность зародилась гораздо раньше, чем я встретила своего первого партнёра, и я не могла согласиться, что у какого-то человека будет монополия на мой личный чувственный опыт», — будто оправдывалась она.
Она рассказала и о болезни. С 2017 года Ксения боролась с лейкозом, перенесла пересадку костного мозга, её физическое состояние изменилось. Она вышла в ремиссию, но начался псориаз, тело покрывали пятна. «Выглядела как леопард. Никуда не делись и прежние уязвимости из разряда „вечных“: пухляш, не модельная красотка, не идеальная грудь».
«Помню момент, когда прекратила болтать», — вспоминает Ксения. Она спрыгнула с подоконника, и они с Анзолом оказались рядом. «У нас разница в росте: я выше, это непривычно для меня». — Ксения рассказывает, что Анзол «телесно не самый обычный», что это «не её типаж» и не самый возбуждающий для неё партнёр. Но это не умаляло её интереса к возможности прожить новый чувственный опыт.
«Мы с Анзолом не обсуждали и не договаривались, что вот сейчас у нас обязательно должен случиться секс, — нет! Пространство вообще не было сексуализированным. Но не было и ограничивающим». Ксения говорит, что тогда случился момент переключения с «социальной невозможности секса с незнакомцем» к откровению: на основе базового человеческого интереса она с другим человеком может пить чай, может разговаривать, шутить, молчать, а может заниматься сексом. Если хочет.
Самоучка
В 2024 году Анзол за свои услуги берёт 25 тысяч рублей с одного человека и 50 тысяч рублей с пары за четырёхчасовую очную сессию. Он работает в Москве и Санкт-Петербурге. Также теперь Анзол дополнительно предлагает онлайн- и офлайн-сессии (6 и 15 тысяч рублей соответственно), которые не подразумевают телесного контакта.
«Новой вкладке» он рассказал, что за свою жизнь профессионально учился на столяра-плотника, мастера маникюра и педикюра, визажиста, капоэйриста, фридайвера и психолога-гештальтиста. У него нет медицинского образования, которое требуется, чтобы работать сексологом. У него есть диплом об окончании ПТУ, но никаких сертификатов и дипломов про секс как науку у него до последнего момента также не было.
Тем не менее именно секс остаётся для него главным способом заработка. С 2019 года он берёт деньги за то, что занимается сексом с женщинами. За всю жизнь, по его словам, у него было около пяти сотен партнёрш.
— Сексу я учился «в поле», практиковал, анализировал. — Анзол говорит, что после многих лет практики и после четырёх лет обучения на разных курсах окончательно убедился, что «сексу как таковому не учат нигде». — Сексология — это наука об отношениях и сексуальности, но не о сексе как практике. По сути, я самоучка.
Сейчас, рассказывает Анзол, он оканчивает вторую ступень обучения гештальт-терапии со специализацией по сексологии и теперь «почти дипломированный специалист».
На своём сайте Анзол представляется как сексолог-консультант, суррогатный партнёр и практик сексуальных взаимодействий. «Будем сразу на ты», — предлагает он посетителям своей страницы, которым готов помогать бороться со страхом перед сексуальным контактом, с полным отсутствием опыта в сексе, решать вопросы доверия в этой сфере, справляться с дискомфортом во время проникновений и так далее.
Сексуальное суррогатное партнёрство, которое возникло и получило популярность на Западе в 1970–1980-х годах, — это терапевтическая практика. Она применяется в дополнение к лицензированной секс-терапии — как способ справиться со сложными задачами. Суррогатов привлекают, когда нужно, например, пережить опыт насилия, последствия травмы, перестать бояться чужих прикосновений или секса как такового.
Её цель — сделать более здоровыми отношения человека с собственным телом, с сексуальностью, обучить его физическим и эмоциональным навыкам близости.
В Великобритании, Франции, Германии, Австралии существуют ассоциации суррогатных партнеров. Самая известная — International Professional Surrogates Association (IPSA), со штаб-квартирой в Лос-Анджелесе, США — действует на международной арене с 1973 года. Все эти организации в работе опираются на методику, которая была разработана американскими сексологами Уильямом Мастерсом и его супругой Вирджинией Джонсон в начале 1970-х годов. Их имена сексологам всего мира известны настолько же, насколько психологам знакомы имена Фрейда, Юнга или Карнеги.
Исследования дуэта Мастерса и Джонсон показали, что расстройства сексуальной функции вовсе не редкость для американцев, а секс-просвещение не способно полноценно избавить соотечественников от стыда, страха, тревоги, лежащих в основе этих расстройств. Тогда врачи создали программу терапии для пар, в которых один или оба партнера столкнулись с проблемами в сексуальной жизни. Техника лечения основывалась на принципах поведенческой терапии. В частности, пары должны были выполнять домашние задания, полученные от терапевта.
Но возникла загвоздка: зачастую пациент с сексуальными расстройствами был одинок, ему не с кем было выполнять задания.
Так в Америке, а после в странах Европы появился термин «суррогатное партнёрство» — и сами такие партнёры, которые учились помогать людям.
Сегодня на Западе, чтобы получить сертификат суррогатного партнёра, терапевты проходят 100-часовые курсы по секс-терапии и многолетние стажировки под присмотром наставников. Ассоциация профессиональных суррогатов обязует участников следовать строгому этическому кодексу. Сам процесс терапии в Ассоциации описывают так: «Клиент, терапевт и суррогатный партнер образуют терапевтическую команду из трех человек, которые вместе работают над пониманием и разрешением трудностей, которые испытывает клиент. Суррогат участвует вместе с клиентом в структурированных и неструктурированных опытах, призванных развивать у клиента самосознание и навыки в областях физической и эмоциональной близости».
«Краеугольным камнем» этой терапии Ассоциация называет участие в нём командного терапевта — лицензированного и/или сертифицированного специалиста с ученой степенью.
В России к людям, которые называют себя суррогатными партнёрами, обращаются тет-а-тет. Никакой «терапевтической триады», на которой настаивают западные ассоциации профессиональных суррогатов, не существует. Суррогатство представлятся калькой, где скопирован лишь верхний слой — а именно название и некоторые базовые принципы — но за соблюдением этих принципов некому следить.
Западный опыт создания ассоциаций, учебных курсов и лицензирования сексуального суррогатного партнёрства не проник в нашу страну, а поэтому такие люди в России практикуют без квалификации.
Это означает, что никто не помешает тебе завтра уйти из парикмахеров, маркетологов, риелторов или массажистов, назваться суррогатным партнёром и брать с человека деньги за то, что ты будешь заниматься с ним сексом «ради его же блага».
«Стало быть, тот, кто обращается к ним в России, действует на свой страх и риск», — говорит Дарья Браженкова, психолог, поведенческий аналитик и спикер по вопросам полового просвещения для людей с расстройствами аутистического спектра. У неё вызывают настороженность и мотивы, которые приводят людей в эту сферу — при полном отсутствии её регуляции: «В какой мере они помогают клиенту, а в какой — решают собственные задачи?»
— Можно пойти за решением проблемы к психотерапевту, нейрохирургу или сексологу, а можно — к гадалке, хилеру или суррогатному партнёру, — говорят врачи, собеседники «Новой вкладки».
— Практика обучения людей сексу непосредственно через половой акт вызывает у меня множество вопросов, — добавляет поведенческий аналитик Дарья Браженкова. — Насколько это безопасно эмоционально и психологически? Что испытывают клиенты после завершения таких отношений? При таком уровне доверия, раскрытия и при телесном контакте сложно избежать привязанности и остаться в рамках отношений «терапевт — клиент». Тем более в тех случаях, когда для клиента это единственный сексуальный опыт.
Практически все эксперты-сексологи, собеседники «Новой вкладки», считают: чтобы вывести суррогатное партнёрство из «серой зоны», необходима законодательная база и лицензирование этой деятельности, а также чёткий этический кодекс. Суррогатному партнёру нужно иметь медицинское образование, с ним в связке должен работать дипломированный врач — психотерапевт или сексолог, а также психолог.
«Наиболее безопасный и предсказуемый мужчина на планете Земля»
О том, что с радостью откликался бы на предложения о совместной работе с авторитетными сексологами, говорит и сам Анзол, который хочет добиться авторитета и признания в профессиональном сексологическом сообществе.
— Многие наши сексологи негативно относятся к суррогатному партнёрству, потому что так нарушаются этические нормы, которым их учили: не сближаться, не нарушать границ, не допускать физического контакта с клиентом. — Анзол рассказывает, что есть и те, кто очень аккуратно рекомендует его клиентам, несмотря на отсутствие дипломов.
У него был опыт — «недолгий, но интересный» — совместной работы с врачом-сексологом: та самая «терапевтическая триада», на которой настаивают западные специалисты и о которой рассуждают российские врачи. Клиенткой стала женщина, которая пережила насилие и боялась мужчин. Анзол рассказывает, что женщина замирала от ужаса, пытаясь сблизиться с мужчиной, а при любом контакте со своими половыми органами чувствовала жжение, даже когда касалась их сама.
По словам Анзола, врач-сексолог удивилась, что задачи, распланированные на несколько сессий, при помощи суррогатного партнёра решились быстрее.
Врач, о котором говорит Анзол, — это Амина Назаралиева, высококвалифицированный московский специалист со стажем работы более двадцати лет. Она врач-сексолог, врач-психотерапевт, клинический психолог, выпускница Сеченовского медицинского университета. Её хорошо знают не только в Москве — как соосновательницу частной клиники психотерапии, но и за пределами России — как члена ISSM: Международного общества сексуальной медицины. Назаралиева представляла Россию в Европейской федерации ординаторов психиатрии (EFPT) и способствовала тому, что Россию включили в программу международного обмена молодых психиатров. У неё внушительный список академических достижений, программ повышения квалификации и запросов, с которыми к ней обращаются. Стоимость 50-минутной консультации Амины — 50 тысяч рублей.
Назаралиева рассказала «Новой вкладке», что кейс, который они вели вместе с Анзолом, действительно был связан с очень тяжёлым посттравматическим стрессовым расстройством: «Женщина пережила опыт сексуального насилия за много лет до нашей встречи, долго избегала любого рода контактов, а потом приняла решение всё-таки заняться сексом, несмотря на страх, боль и ужас, которые её накрывали».
Амина говорит, что проблемой для этой женщины было даже пережить мужское прикосновение. Она пыталась сделать это любыми доступными ей способами: в её жизни были и телесные тренинги, и каддл-вечеринки. В конце концов она решила, что готова к большему — к контакту с мужчиной. «И суррогатный партнёр для неё выглядел как наиболее безопасный и предсказуемый мужчина на планете Земля». — Назаралиева говорит, что абсолютно понимает её логику.
Каддл (от англ. Cuddle — объятие) — мероприятие, где знакомые и незнакомые люди обнимаются, мнут, жмякают и гладят друг друга, слегка касаются или укачивают другого в своих руках. Всё это происходит исключительно в одежде и без сексуализации. Первое правило каддлов — культура согласия: «если хочешь чего-то с другими людьми — спроси об этом прямо вслух и дождись вербального согласия или отказа».
Организаторы каддлов акцентируют на том, что это «пространство несексуального взаимодействия». «Нельзя заниматься сексом, а также целоваться, трогать интимные места друг друга и сильно возбуждаться», — они объясняют, что «секс — это хорошо, но у каддл-пати иные цели и настроение: нежность, тонкая чувствительность, теплые объятия, заботливые прикосновения, по-детски игривые взаимодействия». На некоторых каддлах часть процесса — разговоры, на некоторых — «тихих» — преимущественно молчат или общаются шепотом, договариваясь о взаимодействии жестами и взглядами.
По словам 45-летней Натальи В., посетительницы московских каддлов, «раненные котики могут приходить туда и оттаивать». Она описывает атмосферу на каддлах как бережную, тепличную, и говорит о том, что когда тактильности хочется, а секса — нет, это хорошая помощь.
Первую российскую каддл-пати в Москве в апреле 2017 года провела телесно-ориентированный терапевт Мария Зобнина, адаптировав возникшую в прошлом веке в США практику для своих соотечественников. Сейчас в России существует большое каддл-сообщество, в котором также можно пройти обучение на модератора встреч. Популярность практики растёт, каддлы регулярно устраивают в российских регионах. К примеру, на карте обнимательных вечеринок от Марии Зобниной — 18 российских регионов, от Калининграда до Хабаровска, а также города Грузии, Сербии, Черногории, Англии, Португалии и других стран. Такие «трогательные встречи» в разных городах также проводят местные йога-студии и школы танцев.
Стоимость у каддлов демократичная: от 500 до 1500 рублей в регионе, до 3000 рублей в столице за 3,5 часа объятий. Такова традиционная продолжительность каддла, хотя случаются и вечера объятий длиной в 5,5 часов. У вечеринки обязательно есть ведущий: это часто телесные терапевты, практикующие психологи, массажисты. Наталья рассказывает, что начало каддла чем-то похоже на организованный телесный тренинг, а во время основной части «каждый делает, что хочет: гладит другого „каддловчанина“ по волосам, утыкается носом соседу в шею, строит замок на двоих из подушек и пледов или идёт на кухню пить чай с печеньем и любоваться звездами через окно мансарды».
Сексологи, собеседники «Новой вкладки», говорят, что такие вечеринки могут быть очень терапевтичными для людей, которым не хватает теплоты и близости. Они добавляют, что здесь важен принцип добровольности и согласия, а для безопасности участников необходима чуткая и внимательная модерация.
— Она пришла к Анзолу. Когда он столкнулся с трудностями, то осознал свои ограничения и не стал экспериментировать на клиентке, а направил её к специалисту, что делает ему большую честь. — Назаралиева рассказывает, что когда обнаружила, что речь идёт о серьёзном ПТСР, то сообщила этой женщине, что в её случае оптимальной была бы не работа с суррогатом, а другой путь — безопасная и эффективная, научно доказанная терапия: сначала работа с травмой, потом уже аккуратный выход из избегающего поведения, поиск безопасного партнёра, постепенное сближение с ним. Но клиентка категорически отказалась от этого варианта. Сказала, что почувствовала доверие к Анзолу, что хочет работать только с ним, хочет рискнуть.
— С одной стороны, она была информирована о последствиях и рисках, с другой — это её право: выбирать путь. Она настаивала на том, чтобы мы работали в связке, — так наше взаимодействие втроём и началось. — Назаралиева замечает: хотя она никогда бы не рекомендовала суррогатного партнёра как первую линию терапии, порой выбор работы с ним действительно может быть более эффективным, несмотря на риски.
Анзол рассказывает, что Амина Назаралиева задавала совместной работе направление, говорила, на что обратить внимание, к чему хотелось бы прийти. Через несколько сессий с суррогатом клиентка, которой было сложно даже раздеться и лечь в постель с мужчиной, смогла заняться с ним сексом. «Двигались очень медленно, внимательно, по шагам. От её замирания в двух метрах от меня, как при виде змеи, дошли до секса: ещё без оргазма, но уже с удовольствием и приятными ожиданиями», — говорит он.
Специально для «Новой вкладки» поведенческий аналитик Дарья Браженкова изучила современные исследования, касающиеся суррогатного партнёрства. По её заключению, в целом в научной литературе есть лишь несколько публикаций о практике терапии с участием суррогатных партнёров. Их довольно мало — и большинство существующих публикаций поднимают вопросы этичности и безопасности такой практики для клиента, но не дают ни цифр, ни однозначных выводов.
«Есть одна публикация, показывающая высокую эффективность двух моделей терапии с участием суррогатных партнёров, — говорит Браженкова. — Но в эти модели так же была включена и работа клиента с психотерапевтом. Поэтому невозможно определить, какие из компонентов терапии оказали большее влияние. Возможно, что и одной психотерапии могло оказаться достаточно. Было бы интересно посмотреть на сравнение эффективности психотерапии, терапии с участием суррогатного партнёра и комбинированной терапии с участием обоих, но пока такой работы я не нашла».
Сексолог Амина Назаралиева, которая работала вместе с Анзолом, говорит, что в некоторых случаях телесный опыт действительно позволяет намного быстрее, чем разговоры о сексе, осознать и научиться тому, что секс безопасен и приятен. С другой стороны, предупреждает она, неудачный опыт может ретравмировать человека, «окончательно убедить его, что секс — это суперстрашно, супербольно, что его тело отвратительно, а другие люди опасны».
«Иными словами, есть хороший шанс пройти этапы терапии значительно быстрее, если опыт будет положительным, но есть риски серьезного ухудшения, если кризис выйдет из-под контроля», — она добавляет, что восторженные отзывы в канале Анзола звучат искренне, и для многих, вероятно, это и правда потрясающий опыт. Но при всём том они могут быть «ошибкой выжившего».
— Их оставляют люди, которым было классно. А люди, которым было плохо сразу или после, могут не оставить отзывов, — убеждена Назаралиева. — Что было не так, как это отразилось на человеке в дальнейшем, мы можем не узнать, потому что у нас нет способов оценки эффективности и безопасности суррогатного партнёрства.
Можно было бы сказать, что на фоне других российских суррогатных партнёров Анзол выглядит аномалией, потому что его рекомендуют как успешного практика, а сам он стремится быть видимым не только для клиентов, но и для профессиональных сексологов.
Но никакого «фона», по большому счёту, нет.
О существовании других суррогатных секс-партнёров в нашей стране не слышал и сам Анзол. «Мне кажется, в России я один. По крайней мере, из тех, кто открыто об этом говорит». — По словам Анзола, есть разве что пара женщин, которые делают нечто близкое, но это «больше эротический массаж, дополненный терапевтической беседой». Также он рассказывает о массажистах и телесных терапевтах, которые «немного смелее и рискуют идти дальше, в сексуальные практики».
«Никаких суррогатных партнёров нет»
В сентябре 2023 года 25-летний житель Краснодарского края анонимно обратился к сообществу психологов на крупнейшем в России психологическом портале b17 с вопросом о суррогатных партнёрах. Мужчина слышал, что они «помогают решать проблемы сексуального характера — в частности у тех, у кого связей никаких и не было».
Он рассказал, что пробовал вступать в отношения, но всё заканчивалось разочарованием, а до секса так и не доходило. Мужчина продолжал день изо дня думать о сексе, чувствовал себя неполноценным, уязвимым, обделённым, признался, что ему «хотелось бы попробовать в реальной жизни и закрыть этот вопрос», но как это сделать, он не знает. «Народный способ» (так он назвал возможность воспользоваться услугами секс-работницы) его пугал.
Автор поста попросил подсказать, есть ли у нас в стране такие специалисты, а если есть, то где их найти и сколько стоят их услуги.
На сайте b17, который позиционируется как источник психологической помощи, зарегистрированы более 70 тысяч специалистов из 1450 городов России и ближнего зарубежья. Это масштабное интернет-сообщество российских психологов, здесь любой человек может получить консультацию онлайн или найти профессионала для офлайн-работы.
Обсуждение запроса анонимного девственника занимает на форуме три страницы и демонстрирует спектр самых распространённых реакций на словосочетание «суррогатный партнёр» как в регионах, так и в Центральной России: от встречных вопросов «А что это вообще такое?» до отрицания эффективности этой практики и сарказма.
«По-простому это и есть проституция», — пишет Екатерина Немирова, психолог из Санкт-Петербурга, выпускница РГПУ и петербургского Института гештальта. Позже она добавляет: «Вы хотите совместить несовместимое. Никаких суррогатных партнёров нет. Есть люди, которые за деньги готовы выполнить ваши пожелания в сексе. Вот и всё».
«У проституции много синонимов, вам хочется найти „безопасную“ проститутку?» — ставит смайл в своём сообщении новосибирский психолог Юрий Решетников. — Вызвать обычную и назвать её суррогатным половым партнёром, прости Господи, не вариант?»
«Такое что, и правда существует?» — удивляются психологи и психотерапевты из разных уголков страны. Специалисты забрасывают мужчину вопросами: если вы найдёте себе суррогатного партнёра, чем это вам поможет? что вы будете ощущать? как себя будете вести? в чём изменитесь? Ему дают множество советов: «проработать аспект неуверенности в себе», «заняться терапией», «поработать над самооценкой и навыками коммуникации», «обратить внимание на различные якобы тантрические тренинги и тусовки», «попробовать телесные практики „без секса“, зато с психотерапией», а также зарегистрироваться в тематическом дейтинг-приложении и искать подходящего партнёра там.
«Новая вкладка» связалась с автором анонимного поста год спустя после публикации. Мужчина рассказал, что секс в его жизни так и не случился. Сейчас он воздерживается от любых контактов с противоположным полом: запрещает себе думать о сексе и смотреть на женщин, потому что «с сексом плохо, без секса тоже — но лучше».
Суррогатного партнера он не нашёл, хотя время от времени возвращается к этой идее. По его словам, «такая опция не помешала бы в обществе». Мужчина говорит, что «отдал бы хоть тысяч 20 или даже 50» за услуги профессионала, который умеет работать с людьми с психологическими проблемами и особыми запросами, но где их искать, не знает.
Сегодня в Рунете за короткое время этот мужчина мог бы найти контакты «суррогатной партнёрши» Кристины, как это сделала автор «Новой вкладки».
«Московский блядописец, похитительница девственности»
Кристина, в прошлом фитнес-тренер, в своих телеграм-каналах представляется как «действующая московская индивидуалка, а по совместительству суррогатная партнёрша, похитительница девственности, секс-коуч и ваш любезный гид по миру платной любви». В одном из каналов она рассказывает о закулисье мира коммерческого секса, в другом занимается секс-просвещением, в третьем — уже платном — «пилит жаркий контент», а в инстаграме показывает свою daily life: как поёт в караоке, делает дома ремонт и тренируется в спортзале. У самого популярного блога «московского блядописца, проводницы в мир чувственных удовольствий» более 12 тысяч подписчиков.
В тематическом аккаунте Кристина подробно рассказывает о задачах секс-терапии. Двухчасовая сессия с Кристиной стоит 45 тысяч рублей, трёхчасовая, которую та считает оптимальной, — 65 тысяч.
Кристина сообщает, что как суррогатная партнёрша она опирается на практики телесно-ориентированной психотерапии и методы Мастерса и Джонсон. Кроме того, у неё есть и свои авторские разработки, например «курс для девственников и неуверенных в себе мужчин». Теоретическую часть в текстовом формате с иллюстрациями объёмом в 45 страниц Кристина предлагает купить за 6 тысяч рублей.
«Давно делаю особый упор на встречи с девственниками и малоопытными мужчинами, — рассказывает Кристина в серии постов о поздней девственности, презентуя свою авторскую систему и компетенции. — Основной контингент моих невинных находится в возрастной категории от 21 до 26, но было достаточно мужчин после 30, а один даже созрел до дебюта в 42».
Кристина пишет, что «загоны по неразрешённому вопросу множатся в геометрической прогрессии и тема становится острой. Страх перед интимом и мучительные мысли начинают мешать знакомству с девушками, приобретают характер болезненности. А к 30+ вопрос уже нередко мигрирует в коитофобию».
Говоря о своей основной профессии, Кристина обходится без эвфемизмов и в одном из постов подробно разъясняет подписчикам, «чем суррогатный партнёр отличается от проститутки»: «Помимо природного секс-альтруизма, желания помогать, должного опыта, знаний и устойчивой психики, главное отличие в том, что проститутка хочет возвращения клиента, а цель суррогатной партнёрши — иная. Ей нужно сделать так, чтобы подопечный смог интегрировать приобретённые навыки в интимную жизнь с другим партнёром и больше не возвращался».
Кристина разводит две эти роли и добавляет, что с ней возможен и тот и другой сценарий: «Если считаю свою миссию как суррогата выполненной, то сообщаю об этом, и можно закончить „сеансы“. Либо всегда есть возможность вернуться: чтобы закрепить навыки, освоить новый запрос или просто за удовольствием».
Кристина отказалась общаться с корреспондентом «Новой вкладки». «Не уверена, что в нынешней повестке с такой деятельностью стоит о себе сколько-нибудь громко заявлять. Боюсь, что это может обернуться лишь проблемами для меня, поэтому кроме как на своём канале не готова откровенничать», — объяснила она.
Очень тонкая грань
И без Кристины, которая «умеет и в то, и в другое», суррогатную терапию с момента её возникновения сравнивают с секс-работой, или, в русскоязычной традиции, проституцией.
Идея оплаченного клиентом сексуального контакта как инструмента терапии вызывает споры до сих пор — даже в тех странах, где она легализована и распространена. В первую очередь это секс за деньги, то есть использование человеком человека, пусть и по доброй его воле.
«Обычно заняться удовлетворяющим сексом страшно и трудно людям, у которых есть довольно серьезные проблемы. Для решения таких задач когда-то эти практики суррогатного партнёрства и были применены», — по мнению сексолога Амины Назаралиевой, в пользу суррогатных партнёров говорит то, что часто их услугами пользуются люди с инвалидностью, которым сложно выстраивать полноценные отношения.
Но тут всё ещё более неоднозначно, а чем серьезнее проблема, тем ювелирнее надо владеть техниками её решения, добавляет врач.
К примеру, в 2016 году журналистка Вера Шенгелия, которая 20 лет защищала права людей с ментальной инвалидностью, рассказала русскоязычным читателям о суде над профессором Рутгерского университета в Нью-Джерси 46-летней Анной Стабблфилд. Анну осудили на 12 лет за секс с 35-летним Диманом Джонсоном, который никогда не разговаривал и провёл всю жизнь, глядя в потолок, поскольку обладал интеллектом трёхлетнего ребёнка. О случившемся семье Димана Анна рассказала сама, потому что хотела построить с ним семью — но его родители пришли в ужас.
Несмотря на то, что Анна в течение пяти с лишним лет, пока длилось это сложное судебное разбирательство, просвещала публику, рассказывая о методе невербальной коммуникации, которая позволила ей как посреднику (по сути, суррогатному партнёру) понимать истинные потребности Димана, её признали виновной в изнасиловании недееспособного человека. И это произошло в США, где, как пишет Вера Шенгелия, «правам людей с инвалидностью отведено не последнее место в публичном дискурсе, где у них нет проблем с доступом ни к образованию, ни к публичным сервисам, ни к независимой жизни».
«Попытка ответить на вопрос, как взрослый человек с ментальной инвалидностью может реализовывать своё право на сексуальность, принесла Анне 12 лет тюрьмы» — Шенгелия говорит о том, что такие вопросы всегда звучат странно, всегда остаются без ответа, часто выходят за рамки закона, пока наконец сами не превращаются в то, что меняет законы и нормы.
Сексологи, собеседники «Новой вкладки», подчёркивают, что грань отличия суррогатного партнёрства от проституции очень тонкая. Суррогатное партнёрство распространено в тех странах, где легализована секс-работа, и там это отдельная сфера бизнеса со своими нюансами. В нашей стране проституция запрещена, сама эта деятельность рассматривается как административное правонарушение, вовлечение в неё или её организация — как уголовное преступление.
Анзол на прямой вопрос, не считает ли он себя работником сферы мужской проституции, отвечает: категорически нет. «Задача проститутки дать удовольствие и сделать так, чтобы клиент вернулся, иногда ценой личного комфорта. Я же создаю опыт, который клиент может воспроизводить без меня. Учу его быть самостоятельным. Делаю всё, чтобы он не вернулся. Не занимаюсь тем, чтоб удовлетворять хотелки, не подстраиваюсь под клиента. Несмотря на физический контакт, соблюдаю границы. Всегда слежу за личным комфортом. Не насилую себя об клиента. Иногда именно отказ становится терапией».
Он рассказывает, что 80% клиентов к нему приходят лишь один раз и больше не возвращаются. Это и есть цель суррогатного партнёра: дать человеку навыки и «отпустить его жить». Есть те, кто приходит второй раз (около 15%), трижды и чаще (около 5%). Но между сессиями всегда большой промежуток: как правило, проходит не меньше года, а то и двух, и приходит человек уже с новым запросом.
На вопрос, что женщины впервые в жизни делали на его сессиях, Анзол отвечает: «Отказывали и соглашались. Просили, давали, получали. Переживали оргазм. Впервые занимались сексом без боли».
Повторная психологическая дефлорация
45-летняя Наталья В., выпускница библиотечно-библиографического факультета МГИКа, дипломированный менеджер книжного дела, тоже называет себя «книжной девочкой». Она родилась в Баку в семье военного. Шестнадцатилетней переехала в Химки. Сейчас она менеджер по закупкам крупной столичной компании.
Наталья согласилась на фотосессию, но попросила не называть её фамилию, чтобы не обидеть бывшего партнёра, отца своего ребёнка, о котором много говорила в интервью.
До 30 лет Наталья избегала сексуальных отношений. «Как только чувствовала, что дистанция сокращается, убегала буквально». — Она говорит, что выросла в полной семье, но рядом с агрессивной и контролирующей мамой. Обязана была учиться на отлично, хорошо себя вести, помогать по дому, девочкой «не быть такой худой», а подростком «не быть такой толстой».
Повзрослев, Наталья страшилась не мужчин, а себя: «Боялась, что „не такая“, что секс не моё. Боялась своей никчёмности, непривлекательности».
Первым мужчиной Натальи стал Сергей, будущий отец её сына. Переступить черту помогла сильная влюблённость: «Всё равно, что делать с этим мужчиной: ехать на выходные в Переяславль-Залесский, идти в кино или заниматься сексом — лишь бы вместе». В загс так и не сходили, жили вместе семь лет. Наталья ушла от партнёра, когда сыну исполнилось четыре года. Она начала чувствовать к мужчине физическое отвращение: по словам Натальи, отец её ребёнка страдал алкогольной зависимостью.
Секс с ним — пока он был — Наталья описывает как «приятный и ровный». Она ни разу не испытывала оргазма, но «старалась об этом не думать».
После расставания с Сергеем Наталья год не думала ни о каких отношениях: перестраивала быт, жизнь, нашла новую работу. Но через полгода, когда, как она рассказывает, «подуспокоилась и выдохнула», зарегистрировалась в приложении для знакомств Tinder и начала общаться с мужчинами. Но коммуникация не складывалась, ничего не получалось.
— Какой-то затык, — вспоминает Наталья. — Понимала, что хочу секса, но открыто заявить об этом не могла. Казалось бы, что сложного в том, чтобы найти секс в приложении, которое создано именно для этого? Изначально умалчивала о своих желаниях в переписке, не выказывала никакой заинтересованности. Вроде открытая, но в том, что касается секса, — этакая «снежная королева». И мужчины не говорили об этом сразу, в эту сторону не вели — наверное, боялись спугнуть.
Она начала встречаться с одним из своих новых знакомых, но, когда он сказал, что хотел бы создать семью, испугалась. «Внезапно поняла, что не хочу отношений, мне нужен только секс! Стереотипно, по-мужски!» — Наталья объяснила партнёру, что не готова к серьёзным отношениям, и они перестали общаться.
Весной 2021 года на странице своей приятельницы она натолкнулась на пост о суррогатном партнёрстве за рубежом. «Меня мгновенно зацепило! Вот то, что мне надо!» — вспоминает Наталья. Она начала искать, есть ли что-то подобное в России. Приятельница сказала ей: в России есть Анзол, иди к нему.
В апреле 2021 года Наталья написала Анзолу, что хочет прийти к нему на сессию, потому что ей интересна тема суррогатного партнёрства и она хотела бы больше узнать об этой практике. По её словам, у неё не было никаких ожиданий. Накануне она за пару вечеров прочла чуть ли не весь блог Анзола. Говорит, что возник интерес и доверие. Тем не менее перед встречей Наталья волновалась, «словно перед посещением врача». «Тебе надо прийти и рассказать о проблеме. Тебя будут оценивать. Страшно!» — объясняет она.
Сессия длилась четыре часа. «Сначала разговаривали час-полтора. — Наталья объясняет, что доверие возникает в процессе разговора, «уже будто свой человек». Уловить, в какой момент начинается телесное взаимодействие, сложно, но это кажется максимально естественным. «Никто официально не заявляет: „Ну, если ты готова, то можем начать секс“. Конечно, нет».
Она сравнивает опыт суррогатного партнёрства с «повторной дефлорацией, но не физической, а психологической»: «Как будто с моего ума сняли защитную плёнку». Наталья говорит, что впервые поняла, как можно расслабиться во время секса и «идти за мужчиной, который знает, куда ведёт, а не сосредоточенно самой строить маршрут». Но этот опыт имел для неё сверхценность: по её словам, Анзол подарил ей «возможность быть собой и не бояться осуждения».
— Возможно ли это только через слова, через психотерапию, без проживания самого этого опыта? Не знаю, — говорит она. — Все ответы получила через собственные ощущения, и это дало им очень большую добавочную стоимость. Поняла, что все границы только во мне. Анзол снял шоры, барьеры, стереотипы что можно, что нельзя, что нормально, а что нет. Ответы — в ощущении, что я свободна и могу сделать что угодно.
С сессии Наталья вышла в смешанных чувствах: «Вся в эйфории, вау-эффект — и тут же страх: вот это планка! Где же я найду теперь такой секс?» Она завела аккаунт в приложении для интимных знакомств Pure и разрешила себе экспериментировать: «Не навёрстывать упущенное, но исследовать то, что интересно и нравится». Создатели этого сайта позиционируют его как сервис для поиска сексуальных партнёров, а не потенциального спутника жизни. Наталья начала активно общаться и встречаться с мужчинами. В первые же недели у неё случился такой секс, которого, как она опасалась после сессии с Анзолом, у неё «никогда не будет».
Спустя год, который Наталья описывает как «яркий и бурный», она удалила свою анкету с сайта, потому что поняла: дистиллированные сексуальные отношения ей больше не интересны. «Смена партнёров довольно быстро надоела, я всё попробовала, смысла бегать по свиданиям уже не видела». Сейчас у неё нет ни сексуальных, ни семейных отношений, но и беспокойства по этому поводу она больше не испытывает. «Мне казалось, что если не буду проявлять активность, то никого не встречу, сейчас спокойно занимаюсь работой, сыном, домом. Значит, для отношений пока не время». — По словам Натальи, у неё нет невротических переживаний на этот счёт. Она готова строить длительные отношения, но на сей раз с учётом собственного сексуального темперамента.
— Опыт сексуального суррогатного партнёрства расширил мои горизонты. Мне стало проще общаться с людьми, искать партнёров. Исчезли внутренние блоки: теперь я знаю, что могу, что умею. А главное — чего хочу. — Наталья рассказывает, что бонусы получила на всех уровнях: начала быть более уверенной и в офисе, и в общении с людьми. — Раньше, когда первый раз встречалась с мужчиной, мгновенно ставила между ним и собой «стекло». Такая «дистанция настороженности», будто я на полусогнутых: всегда готова сорваться и убежать. А в результате этих четырёх часов мне стало спокойнее и свободнее жить.
«Физически переживаемое разрешение»
Ксения Кожемякина, которая подробно рассказывает о том, как во время сессии строилось их телесное взаимодействие с Анзолом, всё время подчёркивает: для неё этот опыт превзошёл ожидания, потому что — парадоксально — получаемый через секс, он оказался вовсе не про секс.
Она объясняет: «Мы не привыкли к свободе во взаимодействиях с людьми, она для нас стресс. „Норма“ — это ожидания, требования и ограничения. Осознала, что комфортнее себя чувствую, когда у меня есть понятные рамки. А там их нет! При этом есть человек, с которым могу попробовать всё, что может прийти в голову, — но с ним нет отношений, за которые стоило бы бояться. Настолько обескураживающий и расширяющий опыт, что сам этот контекст гораздо важнее, чем любое физическое действие и технический навык».
По её мнению, «к сожалению или к счастью, этот опыт невозможно пережить другим способом. Ну вот никак!»
— Это физически переживаемое разрешение быть каким угодно. — Ксения говорит, что так рождается ощущение максимального контакта с собой, но в компании другого человека. Стираются стандарты конвенциональной красоты. Мысль, что тебе не надо быть идеальным партнёром, освобождает.
С момента первой сессии с суррогатным партнёром жизнь Ксении кардинально поменялась. Она уволилась с должности преподавателя и сама занялась телесными практиками, которыми интересовалась всё это время. Сейчас она работает с женщинами, а также участвует в секс-просветительских арт-проектах. Она встретила человека, с которым, по её словам, у неё совпадают тактильные предпочтения, — «и это не платная сессия, а просто жизнь, в которой могу получить желаемое, потому что гораздо лучше знаю, чего хочу».
Она ещё дважды ходила на сессии к Анзолу — в 2021 и в 2022 году, на «жизненных этапах пересборки себя». Тогда она писала Анзолу с новыми запросами и просьбой «побыть в одном пространстве, подумать об тебя».
В этом, по словам Ксении, и есть смысл суррогатного партнёрства. «Представьте себе чистый лист. Суррогат в плане взаимодействия — это „человек — чистый лист“. Он просто тебя отражает. Благодаря ему ты исследуешь себя. Самые интимные вещи происходят не между вами, а между тобой и тобой».
— На последней сессии мы говорили про это, — вспоминает Ксения. — Анзол тогда сказал, что тоже долго думал над тем, что же, чёрт возьми, он такого даёт людям, которые для своих задач ищут «таблетку»: какой-то метод, подход, технику, способ физического действия. А он в какой-то момент спросил себя: а что, если он сам и есть таблетка?
В ближайшие годы эта «таблетка» вряд ли получит российское регистрационное удостоверение. Сексуальное суррогатное партнёрство мало изучено, слишком индивидуально, сложно организовано и все полвека, что существует, сопровождается судами, скандалами, общественной дискуссией и профессиональными спорами.
Вряд ли кто-то сможет сказать, сколько людей называют себя суррогатными партнёрами и практикуют в России и сколько людей обращается к ним за помощью. Но к Анзолу продолжают идти люди: несмотря на то, что он повышает цены на свои услуги. И несмотря на то, что в России эта практика имеет все шансы стать поводом как минимум для нового крестового похода «борца с содомией», депутата Госдумы Виталия Милонова, как максимум — для уголовного дела.
