Сельский педиатр Людмила Скворцова до сих пор с разочарованием вспоминает свой визит к региональному уполномоченному по правам человека (УПЧ). Она надеялась, что это поможет отремонтировать лифт в местной больнице, но спустя пять лет он всё ещё не работает. Журналист «Новой вкладки» Дмитрий Шишкин поговорил с Людмилой и жителями других регионов, которые обращались к омбудсменам в последние несколько лет, и изучил доклады уполномоченных за 2021–2023 годы. Оказалось, что фокус их внимания всё больше смещается на войну, а защита политических прав граждан задвинута в дальний угол. Это подтверждают и сами сотрудники УПЧ.
Имена собеседников автора изменены в тексте по их просьбе.
Журналист «Новой вкладки» изучил содержание более 250 ежегодных докладов уполномоченных по правам человека в регионах РФ за 2021–2023 годы с помощью искусственного интеллекта. В некоторых случаях, чтобы найти кейсы по нужным темам или статистику по конкретному региону, журналист смотрел доклады подробно. Он также поговорил с несколькими сотрудниками офисов УПЧ в регионах о тенденциях в работе омбудсменов до 2022 года и после. Все они согласились побеседовать с журналистом на условиях анонимности.
«У нас в селе не любят тех, кто выделывается»
— Ты чего-то странное удумала, Люд, — отреагировал в январе 2020 года главврач на идею коллеги о починке лифта в трёхэтажной сельской больнице, где они оба работали.
— У нас здесь бабуськи, мы их сами таскаем. Очереди собираются. Вы же сами это видите, — пыталась аргументировать педиатр Людмила Скворцова (имя изменено).
За месяц до этого она впервые за несколько лет застряла в лифте. За те полчаса, пока Людмила ждала помощи, она вспоминала, о чём мечтала в детстве и как в итоге стала педиатром в старой больнице, где не могут даже лифт починить. Зарплата меньше 30 тысяч рублей (при том, что у неё больше 30 лет стажа), грубые пациенты и постоянные неоплачиваемые переработки — на фоне всего этого «доживающий последние дни» лифт её добил, говорит Людмила.
С просьбой его отремонтировать она обратилась к главврачу, мужчине чуть старше 70 лет. По её словам, состояние старого лифта волновало руководителя не меньше, чем других врачей, но решать эту проблему он просто-напросто боялся: «У нас в селе не любят тех, кто выделывается, пытается что-то отстоять. Я это сейчас уже понимаю. Администрация наша его бы загрызла». Главврач не стал ничего делать, а в феврале 2020 года лифт окончательно сломался.
Большинство врачей в больнице работают на втором и третьем этажах. После поломки лифта главврач рекомендовал им спускаться на первый этаж к тем пациентам, кто не может подняться наверх из-за проблем со здоровьем, и консультировать больных в приёмной, а если необходим осмотр в кабинете врача, медикам предложили искать подмогу среди ожидающих приёма. Ежедневной рутиной Людмилы и её коллег стала помощь пациентам в подъёме и спуске по лестнице. В это время другие посетители ждали врачей в очереди.
Людмила вспоминает 14-летнюю Сашу (имя изменено) с ювенильным ревматоидным артритом — хроническим заболеванием, вызывающим воспаление суставов. Девочка часто болеет и приходит в больницу, к педиатру нужно подниматься на третий этаж. По словам Людмилы, ситуация с Сашей стала последней каплей: они с коллегой решили обратиться в региональный минздрав. Главврач на них разозлился, но, как рассказывает Людмила Скворцова, в его взгляде читалась радость: кто-то стал добиваться того, за что он боялся хлопотать сам.
Сотрудники регионального минздрава приехали в больницу осмотреть лифт в конце марта 2020 года, но затем просто перенаправили проблему в Ростехнадзор. А тот официально запретил пользоваться лифтом, который и так уже несколько месяцев не работал.
«Вы что, охуели, что ли?» — вспоминает Людмила реакцию проверяющего из Ростехнадзора, когда тот в присутствии руководства больницы осмотрел лифт. В лифте, установленном 40 лет назад, отсутствовали устройства, предотвращающие падение кабины при обрыве троса, а сам трос был повреждён из-за коррозии.
После предписания Ростехнадзора о замене лифта администрация больницы обратилась в районное управление здравоохранения с просьбой о разработке проектно-сметной документации. Но её так и не сделали.
К декабрю 2020 года Людмила с коллегами отправили несколько обращений в Ростехнадзор и региональный минздрав. О жалобах узнали в сельской администрации, которая находится через дорогу от больницы.
— «Девочки, помогайте себе сами, а не жалуйтесь. Вы аутсайдерами станете», — вспоминает Людмила реакцию администрации. — Я им так и отвечала: «Да, станем, зато лифт будет».
Через год после поломки лифта, в 2021-м, она всё ещё пыталась придумать, как добиться его ремонта:
— Сижу, ребёнка [на приёме] слушаю, но думаю о лифте. Мне хотелось справедливости, хотелось всем помочь. Это я сейчас понимаю, со своей колокольни, что у нас так это не работает. Но в тот момент думала — смогу.
По словам педиатра, врачи долго сомневались, стоит ли ехать к уполномоченной по правам человека в столицу региона, но всё-таки решились. Людмила цитирует ответ чиновницы, когда они спросили её, можно ли починить лифт: «Она тогда сказала: „Девочки, я себе каждый вечер говорю: всё возможно, нет ничего, что нельзя сделать. Кроме как взлететь. Конечно, мы вам поможем“».
Педиатр признаётся, что её с коллегами «напряг такой стиль общения». К тому моменту они уже посетили нескольких местных чиновников и устали от подобных ответов. «Сказать всё, но при этом ничего по делу», — так описывает их Людмила. Сомнения врачей вскоре подтвердились. Несмотря на обещания уполномоченной, она даже не поехала в больницу, как обещала медикам во время их визита.
Благодаря усилиям Людмилы и её коллег проектно-сметная документация на ремонт лифта была готова в декабре 2021 года. Но у больницы денег на ремонт не было, а местный минздрав их тоже не выделил. Врачи снова обратились к уполномоченной, хотя она и не помогла в прошлый раз. Та рекомендовала минздраву починить лифт, рассказывает Людмила, и в 2022 году в больницу снова приехала проверка из Ростехнадзора.
— «Ну вы взрослые женщины! Себе надо самим помогать, а не трещать! У нас война как-никак», — приводит педиатр «рекомендацию» проверяющего.
Людмила говорит, что после такого заявления врачи потеряли надежду починить лифт. Сейчас она жалеет, что потратила на это столько сил. В сельскую больницу потом ещё три раза приезжали проверяющие из регионального центра. Врачам даже пообещали однажды, что скоро лифт починят, но всё так и осталось на словах.
О ремонте Людмила уже не мечтает. Сашу и ещё одну девочку с инвалидностью она теперь принимает на дому, чтобы им не приходилось подниматься по лестнице в больнице.
— Я вот вспоминаю все эти сюжеты телевизионные: такую-то больницу восстановили, в такую-то оборудование [привезли]. И думаю сейчас: шлак это всё, для картинки. Государство наше вообще людей не видит. Только цифры, — резюмирует педиатр.
В конце разговора у неё появляется просьба: «Только, пожалуйста, скройте [моё] имя и название села, а то, если узнают, что я снова болтаю, меня тут прикончат прямо на месте».
«Право на тишину»
За 2022–2023 годы, по подсчётам «Новой вкладки», в региональные офисы УПЧ обратилось более 600 тысяч человек. Скольким из них удалось помочь, неизвестно: такой информации в отчётах омбудсменов нет. При этом уполномоченные концентрировались на защите социальных прав: этому посвящены 40% тем в докладах за эти годы.
Защита прав в социальной сфере стала для омбудсменов «самым безопасным видом работы», рассказывает главный специалист-эксперт уполномоченного по правам человека в одном из поволжских регионов Мария Ковальская (имя изменено). По её словам, формально запретов на работу с политическими темами у них нет, но если такие обращения поступают, уполномоченные по правам человека не берутся за их рассмотрение, отвечая отписками про «не нашу сферу компетенции», и рекомендуют своим сотрудникам реагировать на подобные запросы так же. Обращений в сфере политики стало значительно меньше по сравнению с 2019 годом, отмечает Ковальская. О такой же тенденции говорит и сотрудник аппарата УПЧ с Урала Егор Малюхов (имя изменено):
— Политики [в обращениях] в целом мало. В основном они касаются политически мотивированных решений судов, а УПЧ, напомню, никак не может на это повлиять, мы не можем отменить приговор, только если рекомендовать его пересмотреть. Это точно ничего не решит.
По словам Малюхова, институт УПЧ — «чистая формальность», не имеющая под собой «ничего реального». Он признаёт, что эта структура стала такой давно, задолго до 2022 года.
Доклады омбудсменов за 2022 и 2023 годы, проанализированные «Новой вкладкой», свидетельствуют о том же: из 168 докладов только в 42 — то есть в каждом четвёртом — говорится о защите политических прав граждан. Для сравнения: в 2020 году такие упоминания были в 59 из 80 докладов уполномоченных, или в каждых трёх случаях из четырёх. Самих кейсов в этой сфере в докладах УПЧ после февраля 2022 года стало тоже меньше. И даже в тех регионах, где омбудсмены упомянули защиту политических прав в своих отчётах за 2022–2023 годы, речь шла в основном о малозначительных вопросах. Так, когда в 2022 году 55-летнюю учительницу Ирину Ген в Пензе судили по доносу школьников за «фейки» об армии, местный уполномоченный по жалобе жителя села Чемодановка разбирался с мелким шрифтом в избирательных бюллетенях.
По словам главного специалиста-эксперта уполномоченного по правам человека в одном из поволжских регионов Аркадия Грозина (имя изменено), в основном такие истории вставляют в доклады, чтобы заполнить «пустые места».
В некоторых регионах в качестве примеров защиты политических прав в докладах УПЧ приводятся кейсы, не имеющие к правозащите никакого отношения. Так, в сентябре 2022 года уполномоченная по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова во время выборов губернатора и депутатов разных уровней посетила несколько избирательных участков в Екатеринбурге и Первоуральске. «Пришла, с этим поболтала, с другим, в эту кабинку заглянула, в другую», — рассказал один из очевидцев такого визита.
— «За кого голосовать-то будем?» — вспоминает он вопрос Мерзляковой мужчине, пришедшему на избирательный участок в Первоуральске. «За наших надо!» — ответила чиновница на свой же вопрос и рассмеялась.
После избирательных участков она отправилась к директору хоккейного клуба «Уральский трубник», по совместительству депутату Первоуральской городской думы, Эриму Хафизову и его команде, которая как раз собралась на стадионе, чтобы ехать на автобусе на избирательные участки. Мерзлякова поздравила их с 85-летием клуба.
Подобные истории в докладах УПЧ обычно попадают в раздел, посвящённый взаимодействию с институтами гражданского общества. Как объясняет Аркадий Грозин, к ним омбудсмены относят даже спортивные клубы. В этом случае история с хоккейным клубом вообще оказалась примером защиты политических прав.
В Хакасии в этот раздел попала, например, встреча депутатов с жителями в общественной приёмной «Единой России», а в Калининградской области — две лекции местного уполномоченного: как защищать права человека в условиях санкций и как укреплять единство российской нации в развитии институтов гражданского общества.
— Конечно, никто не будет вам рассказывать в докладах то, о чём говорит Шульман. О Яшиных и Навальных [в колониях], — говорит Семён Рябов (имя изменено), один из сотрудников УПЧ в Центральной России. — У них у всех своя правда. У нас есть право на тишину [в сфере политики].
«Это вы себе должны помогать»
Но даже в «безопасной социальной теме» омбудсмены далеко не всегда помогают обратившимся к ним жителям. Руководительница городского детского клуба в одном из поволжских регионов Анна Бойкова (имя изменено) решила обратиться к УПЧ, когда клуб хотели закрыть.
Четыре небольшие комнаты, где проводят кружки для школьников, коридор и санузел на первом этаже серой многоэтажки — это и есть весь клуб, одна из немногих бесплатных организаций для школьников в этом районе, филиал государственного центра для детей и подростков. Анне Бойковой под 70, она работает тут с молодости и сама ведёт один из кружков. Основные посетители клуба — школьники, которых поставили на учёт. Анна Ивановна рассказывает, как сложно работать с подростками, склонными к пьянству и дракам. Когда в мае 2024 года клуб решили закрыть, руководство центра аргументировало решение тем, что дети редко сюда приходят. Анна Бойкова возражает, что желающих даже больше, чем мест в клубе. Пока мы беседуем, в соседней комнате её ждут на занятие около десятка детей. Многим из них не хватает стульев, и младшеклассникам и дошколятам приходится стоять.
Бойкова пыталась отстоять клуб и по совету знакомого завуча, который сказал, что обращаться в минобразования бесполезно, пошла к региональному омбудсмену.
— Он меня расспросил обо всём, спросил, куда я обращалась со своим запросом. Я, разумеется, ему выдала: «Никуда». Он тогда виду не подал, но, наверное, это каким-то маркером стало для моей заявки: мол, вот старуха, время тратит, а сама себе помогать не может, — рассказывает Анна Бойкова.
Уполномоченный рекомендовал ей «по-людски» поговорить с директором центра, а когда услышал, что она уже пыталась, вздохнул и ответил, что вряд ли чем-то сможет помочь. «У нас сейчас военный конфликт в горячей стадии, а вы говорите, должны помогать… Это вы себе должны помогать», — вспоминает Анна Ивановна ответ омбудсмена. По её словам, после того разговора она успела поплакать, но потом ещё раз попробовала договориться с руководством клуба.
— Мне было жалко не себя, и даже не клуб. Дети бы пострадали. Не у всех родителей есть возможность платить, а детки развиваться должны, — поясняет Бойкова свою настойчивость.
По словам руководительницы, в центре выдвинули ряд условий, при выполнении которых они не закроют клуб: например, увеличить число детей, посещающих кружки, а в помещениях сделать косметический ремонт. Деньги на него велели искать самим, рассказала Анна Бойкова.
«Война важнее человека»
После февраля 2022 года уполномоченные по правам человека сосредоточились на военной теме. Защите прав военнослужащих посвящены 30% тем в докладах омбудсменов за 2022–2023 годы. Некоторые УПЧ лично посещают «зону СВО».
«С момента объявления начала СВО и частичной мобилизации всё внимание общества было сконцентрировано на специальной военной операции», — пишет уполномоченная по правам человека во Владимире Людмила Романова в своём докладе за 2022 год.
Во всех отчётах омбудсменов после февраля 2022 года целые главы посвящены войне в Украине и помощи её участникам. УПЧ рассматривали жалобы солдат и их близких на проблемы с выплатами и отправку на фронт, несмотря на серьёзные заболевания. Однако сложно оценить, насколько результативной была работа омбудсменов в этом направлении, так как в своих докладах они не приводят статистику о том, какому количеству обратившихся к ним людей удалось помочь.
Так, в декабре 2022 года в офис УПЧ в Воронеже пришло две жалобы на отсутствие выплат от родственников солдат, воевавших в Украине. После вмешательства омбудсмена обе семьи до Нового года получили эти деньги. «По-другому и не могло быть, ведь мы обязаны быть вместе с теми, кто сейчас ждёт своих сыновей, братьев, мужей, отцов!» — пишет омбудсмен Сергей Канищев в своём докладе. В нём приводится и другой успешный кейс: жительница региона получила выплату за погибшего на войне племянника после обращения к УПЧ.
После объявления мобилизации на телефон уполномоченного в Брянской области поступило обращение: мужчину с хроническими заболеваниями мобилизовали и доставили в войсковую часть в небольшом городе региона. Он жаловался, что предоставил призывной комиссии все медицинские выписки, но его всё равно мобилизовали. Омбудсмен направил ходатайство в региональный военкомат. По словам сотрудника УПЧ одного из регионов Семёна Рябова (имя изменено), бумаги из их офиса редко воспринимают в госструктурах всерьёз, потому что в основном это просто рекомендации и отписки. Но в этот раз право на отсрочку признали, мужчину уволили с военной службы. Ещё одному жителю Брянской области в 2022 году в похожей ситуации дали отсрочку от призыва на период больничного листа после того, как в военкомат обратился омбудсмен.
Похожую историю рассказала 37-летняя Оксана (имя изменено) из Поволжья: её мужа мобилизовали в 2022 году, несмотря на справки о заболевании, — в военкомате сослались на «свои системы», в которых никакой информации о болезни нет. «Сотрудник на входе сказал идти туда, откуда пришла… ревела я страшно. У меня, прости господи, ненависть была тогда ко всей этой системе. Ну почему так бесчеловечно-то?» — вспоминает Оксана свой визит в военкомат. Обращение к омбудсмену её тоже разочаровало. На вопрос, сможет ли он помочь, УПЧ ответил: «Не думаю». Только после того как Оксана «устроила скандал», он направил ходатайство в местный военкомат — и её мужа уволили со службы.
Семён Рябов говорит, что УПЧ пользуются «всеобщей обеспокоенностью темой СВО», чтобы вытаскивать российских солдат с фронта.
— Мы не все тут за эту войну. Мы учились в университетах, если что, и знаем, к чему приводит нынешний курс России. Но не бежать же нам всем [за границу], надо помогать чем сможем. Это же тоже спасение [людей] от войны в каком-то смысле. Правильно?
В 2024 году россияне стали обращаться по этим вопросам к омбудсменам ещё чаще: например, в Свердловской области в прошедшем году с войной была связана почти половина жалоб.
«Мы выкинули все свои принципы 24 февраля 2022 года»
В декабре 2024 года, в День Конституции, уполномоченная по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова заявила, что сейчас не время для свободы слова: «…после того, как я побывала на фронте, я поняла, что мы должны быть все вместе. Сейчас не время делиться своим взглядом на жизнь, потому что у нас там ребята <…> мы не должны с публичных арен высказывать противоположные точки зрения». Так она ответила на вопрос журналистов об отношении к отмене концертов тех певцов и артистов, которые не поддержали войну.
— Может быть, солдатам мы и не хотим помогать, но, как мама учила, есть слово «надо», — говорит Мария Ковальская, сотрудница аппарата уполномоченного в одном из регионов.
После начала войны омбудсмены сказали своим сотрудникам, что, если они хотят продолжать работать в офисах УПЧ, придётся идти на ряд компромиссов. Например, не высказываться о войне, рассказал Аркадий Грозин. На вопрос, много ли антивоенных сотрудников сейчас в УПЧ, он отвечает: «Нет, уже в 2021 году формат нашей работы был предельно ясен. Поэтому здесь уже тогда оставались только государственники и те, кто смирился».
Сотрудников офисов УПЧ попросили «не болтать лишнего»: не давать несогласованных комментариев прессе, не публиковать в соцсетях посты с рассуждениями о происходящем в стране, ограничившись семейными фотографиями.
— Мы здесь не новички. И правила игры знаем, — говорит Аркадий Грозин. По его словам, во время акций в защиту Алексея Навального уполномоченные просили сотрудников своих офисов никак не комментировать ситуацию вокруг политика.
При этом иногда омбудсменов просят писать в соцсетях сообщения на темы, интересные власти. Например, так было после теракта в «Крокусе», рассказывает мой собеседник. Какие из постов публикуются по просьбе сверху, а какие омбудсмены пишут по своему желанию, неизвестно, но в любом случае все эти сообщения не должны идти вразрез с риторикой государства. Омбудсмен в Вологодской области Олег Димони в марте 2024 года написал: «Страшный теракт в московском концертном комплексе „Крокус Сити Холл“. Светлая память погибшим, сил и мужества раненым. Бандеровская Украина должна быть уничтожена».
Спрашиваю Марию Ковальскую, зачем оставаться работать в офисе УПЧ и соблюдать такое большое количество ограничений, если выполнять свои задачи — защищать права человека — невозможно.
— А куда нам идти работать? — задаёт встречный вопрос Мария. — На Запад мы не уедем с таким бэкграундом, поэтому остаётся пытаться что-то сделать здесь, в России. Мы выкинули все свои принципы 24 февраля 2022 года.
Она признаёт, что цензурные ограничения в работе омбудсменов появились намного раньше, и уточняет, что с началом войны этот «процесс окончательно завершился»:
— У нас кроме Навального есть много других, наших региональных оппозиционеров. От КПРФ и других. Они были в законе [до этого].
На вопрос, почему бы ей не устроиться в юридическую фирму, чтобы работать без цензуры, собеседница ответила, что в крупные компании с опытом в офисе УПЧ не возьмут, а идти в мелкие фирмы она не хочет: у омбудсмена условия работы комфортнее.
Все опрошенные мной сотрудники УПЧ считают, что иногда требуется идти на компромиссы. По словам Семёна Рябова, после февраля 2022 года многое изменилось:
— Много вопросов от военных и их жён, много обращений — игнорировать мы такое не можем, надо что-то делать. Сейчас не важно то, что было важным в 2021, 2020, 2019 годах. Сейчас ситуация, когда война важнее человека.
