Призрачный поезд, нелюбовь и вышитые пенисы

Наши лонгриды — это большие истории о жизни людей в регионах России, но и в этих текстах многое остаётся за кадром. У каждого журналиста после работы над темой есть воспоминания — весёлые, трогательные, грустные, а иногда и страшные. К трёхлетию «Новой вкладки» авторы вспомнили самые яркие эпизоды из своих командировок по стране — о безбашенных футбольных фанатах, боящихся Ада военных, поезде без расписания, творческом осмыслении производства секс-игрушек, людях, живущих без любви.

Александра Захваткина: «В голове пульсировало одно слово — нелюбовь»

Я очень люблю командировки для «Новой вкладки» — это всегда приключение, которое меняет журналиста. В мае 2024 года я поехала в небольшое село в Оренбургской области, чтобы сделать репортаж о семье, где брат избивает сестру, и они живут под одной крышей. Состояние из-за такой темы было напряжённое.

Вытряхнувшись из автобуса, я пошла по грунтовке к злосчастному дому. Из окон колледжа гремели песни «Руки вверх», которые напомнили мне о школьных дискотеках. Цвели сады, картинка вокруг была идиллическая.

В конце разговора героиня спросила: «Хотите поговорить с агрессором?». Я, разумеется, хотела. Женщина привела меня к сумрачному гаражу, где в тот момент находился её брат. Я замерла на пороге, размышляя, нападёт он на меня или нет. Глядя в темноту, позвала его, представилась и предложила поговорить.

Мужчина пошёл на контакт и вёл себя очень любезно. Мы долго сидели на крылечке, он рассказывал про свою жизнь и аргументированно объяснял, почему бьёт сестру.

Вышла я от них уже вечером, когда солнце клонилось к закату. В голове пульсировало одно слово — нелюбовь. Я увидела людей, которые приветливы с чужаками, но никак не могут договориться о мире в своей семье.

Иван Козлов: «От боли просто слёзы лились. И северный Урал за окном»

На самом деле немного жалко, что описывать путь из командировки или в командировку считается дурным тоном, потому что, как по мне, это часто неотъемлемая часть погружения в вайбы той истории, за которой ты едешь и которую хочешь рассказать. Особенно если путешествовать на поездах, как я в подавляющем большинстве случаев и делаю.

Наверное, больше всего в этом смысле мне запомнилась поездка из Харпа: я тогда сел на станции «Харп» на «Полярную стрелу», и мне предстояло ехать в ней 45 часов до Москвы. У меня тогда чудовищно разболелся зуб (который я по приезду вырвал), и я предчувствовал, что это будут весёлые 45 часов: обезболы мне не помогают, так что я принял стратегическое решение вмандить 250 грамм коньяка, к тому же после долгой и бесконечно тоскливой поездки хотелось попуститься.

В вагоне я обнаружил, что со мной с экскурсии в Салехард возвращается два десятка юных евангелистов, которые хором поют свои песнопения, как-то вежливо общаются и вообще излучают божью благодать. В какой-то момент к ним из другой половины вагона стали тянуться военные. Большинство наболтались и легли спать, а один остался: он всё пытался вызнать наверняка у этих детей, попадёт ли он в Ад за то, что убивал, а сейчас отдохнул дома и поехал снова убивать. Дети растерялись, выбрали из своих самого матёрого и бородатого, и он полночи рамсил с военным об Аде, и в общем это была какая-то совершенно ну не библейская, может, но точно притчевая сцена, а я ещё как раз вмандил своего коньяка, наблюдал за ней, и у меня от боли просто слёзы лились. И северный Урал ещё этот за окном. Запомнилось, короче.

Анонимный автор: «Никто ничего не знает об этом поезде»

В место, где происходят события истории «Бестолковые», поезд ходит очень редко, не чаще раза в неделю. Мало того, его нет в расписании. Даже таксисты не хотели везти меня туда по весенней распутице.

В итоге я отправляюсь в железнодорожную кассу, но даже там разводят руками и толком не могут рассказать, по какому расписанию ходит поезд. В итоге меня проконсультировали местные жители, за что им большое спасибо.

И вот я оказываюсь в вагоне, на котором даже не было таблички с направлением. Честно говоря, на протяжении всей поездки думалось, что уеду куда-нибудь не туда. Несколько раз переспрашиваю проводника, а он с улыбкой отмахивается: «Да доедем!». И мы, к счастью, доезжаем, но меня, мягко говоря, удивило, что даже в железнодорожной компании ничего не знают об этом поезде.

Вика Солькина: «Один резиновый член тянется к другому — такая вот репортажная вышивка»

Больше всего впечатлений мне принесла командировка на «хуёвый» заводик в Краснодарском крае. Кажется, не только мне, но и моим дорогим коллегам: на планёрках они не перестают генерировать шутки о производстве в станице Полтавской.

Моё путешествие началось вовсе не с резиновых пенисов, а с визита в небольшой местный магазинчик. Милая кастомная вывеска из неоновых трубок на витрине сообщала о наличии самых нужных для командировки вещей — табака и кофе. Гостеприимный хозяин не без гордости сообщил, что сделал эту вывеску вместе с сыном, и охотно поддержал разговор об интересных местах в станице. Торговец посоветовал посетить не какой-нибудь там музей или центральную улицу, а кладбище, уточнив, что в станице их целых два — одно «ещё дореволюционное». Это был мэтч: я люблю гулять по старым кладбищам, но они, к сожалению, для истории про искусственные пенисы не очень принципиальны.

Первое, что бросилось мне в глаза в офисе компании Lovetoy — большой стенд с образцами готовых изделий. Смутить миллениалку резиновыми хуями, даже сорокасантиметровыми, трудно, как бы двусмысленно это ни звучало, но я нашла чему поулыбаться. На верхней полке стояла парочка больших фаллоимитаторов: один из них, видимо, под тяжестью собственного веса, провис и наклонился к своему «соседу». Какая, подумала я, романтическая сценка: один резиновый член тянется к другому. Сфотографировала, вернулась домой и вышила эту картинку гладью — такая вот репортажная вышивка. Резиновый член не привезла, так хоть что-то на память осталось!

Анонимный автор: «Ультрас „Факела“ больше не ходили на матчи Чемпионата России»

На фоне начавшейся войны со всеми вытекающими мы вдруг решили написать про футбол. В России тогда вводили паспорта болельщика — Fan-ID, и мы пытались разобраться, как это влияет на фан-сообщество.

Начинался Чемпионат России, и для истории нужен был репортаж с места — с футбола. Причём не абы какого, а регионального и трушного. В конце июля воронежский «Факел» впервые за 20 с чем-то лет вернулся в Премьер-Лигу. Они дома принимали московское «Динамо» — это был первый и последний матч при своих болельщиках. После этого активные фанаты обещали байкотировать матчи в знак протеста против госконтроля над зрителями. Сыграли 3:3. Весь город гудел.

Я каким-то макаром попал на стадион, добыв билет в толпе воронежских ультрас. Проход на южную трибуну (для активных фанатов), огороженную сеткой и охраняемую ОМОНом, был по дресс-коду: либо в чёрном, либо голым по пояс. Передо мной седой пузатый дедуля с криком «Мы — „Факел-Воронеж“!» сорвал с себя серую футболку.

На трибуне было драйвово. Кричалки радости и поддержки перемежались протестными чантами: «Фан-айди — убийца футбола», «Футбол для фанатов, а не для мусоров» и другими. В конце матча, когда я уходил со стадиона, ОМОНовцы закрыли южную трибуну, излучающую драйв даже после финального свистка. Мне показалось, что несколько мужиков в шлемах с поднятыми забралами им подпевали. Потом все разошлись — и ультрас «Факела» больше не ходили на матчи Чемпионата России.

Сейчас уверен, что оно того стоило: когда бы я ещё на такое посмотрел? Тем более «Факел» в этом году из Премьер-Лиги вылетел. Теперь фанаты будут ходить на футбол без паспортов — гордые и, может, даже не менее куражные.

Ася Хабарова: «Будто мир независимых СМИ существовал только в телефоне»

Больше всего мне врезалась в память моя первая журналистская командировка (так совпало, что она же была первой в жизни). Ранняя осень, сентябрь, Владивосток. На улице морось. С утра выпиваю стакан дешёвого кофе у свекрови и выхожу к такси, которое должно нас отвезти в приморский посёлок. Заезжаем за фотографом, которого я раньше никогда не видела. И тут начинается удивительное. Я не верю своим глазам: вижу и слышу человека из независимой тусовки! Чувство, будто это нереально, будто мир независимых СМИ существовал только в телефоне и где-то там, на Западе. Это как побывать в Европе, кажется, что это какой-то мультик, максимум — новостной заголовок, а не целые настоящие страны.

С нами ехала бабушка, которая рассказывала, как работать с фетром: она рукодельница и делала из него цветы. Женщина за рулём рассказывала, как она реставрирует старую мебель. А мы с коллегой разговаривали о независимых медиа, фотографии, текстах, выставках и немного о политике. Было не страшно, и за окном по-прежнему моросило.