К 80-летию Победы в Великой Отечественной войне Россия подходит с серьёзно пересмотренной историей: в частности, некоторые из событий тех лет российские суды признали геноцидом советского народа. В Карелии таким эпизодом стала финская оккупация. Это уже 22-й подобный процесс в регионах России с 2019 года. Журналистка «Новой вкладки» Лола Романова разбиралась, зачем власти занимаются ревизией событий 80-летней давности, почему в официальном дискурсе не принято говорить о жизни коренного населения Карелии во время той оккупации и изменилось ли что-то в жизни бывших узников финских концлагерей после судов о геноциде.
1 августа 2024 года карельский журналист Валерий Поташов вышел из своего дома в Петрозаводске. Он собирался посетить последнее заседание суда по признанию действий финской оккупационной армии геноцидом советского народа. Но во дворе его задержали сотрудники ФСБ. Они провели у Поташова обыск, попутно объяснив журналисту, что проверяют его на возможное участие в работе «нежелательной организации». Из-за визита силовиков он не смог сходить в суд. «Такое ощущение, что меня просто удерживали в квартире», — предполагает Поташов.
В день первого заседания суда, 19 июля 2024 года, УФСБ Карелии пригрозило уголовной статьёй за госизмену журналистам, если те, освещая судебный процесс, будут готовить «антироссийский контент».
«Заслуженного наказания не понесли»
Заявление об установлении факта геноцида советского народа во время финской оккупации в Верховный Суд Республики Карелия 27 июня 2024 года отправил прокурор региона Дмитрий Харченков по поручению Генпрокурора России Игоря Краснова. Генпрокуратура сообщила, что это делается в том числе для «восстановления исторической справедливости». К этому иску присоединили материалы ещё одного уголовного дела по статье УК РФ «Геноцид», которое в 2020 году возбудил Следственный комитет России в отношении действий финской оккупационной армии.
Уголовные дела о геноциде мирного населения СССР в годы Великой Отечественной войны начали заводить ещё в 2019 году: тогда было возбуждено первое дело о геноциде в районе деревни Жестяная Горка Новгородской области. Основанием для этого стали захоронения 1942-43 годов, обнаруженные участниками проекта «Без срока давности». Его в 2018 году запустило Поисковое движение России, в руководстве которого числится депутат Госдумы от «Единой России» Елена Цунаева. Заявленная цель проекта — сохранить память о «жертвах военных преступлений нацистов и их пособников в период Великой Отечественной войны».
В 2020 году Солецкий районный суд Новгородской области признал действия немецко-фашистских захватчиков в деревне Жестяная Горка геноцидом советских граждан, сославшись на резолюции Генеральной Ассамблеи ООН и Устав Нюрнбергского международного военного трибунала. Это стало первым подобным прецедентом в России: после него решения о геноциде в годы войны выносили суды в Псковской, Ростовской, Брянской, Орловской, Воронежской, Смоленской, Московской, Волгоградской, Курской, Калужской, Тверской, Белгородской, Липецкой, Ленинградской, Калининградской, Тульской областях, Краснодарском и Ставропольском краях, Адыгейской, Кабардино-Балкарской и Карачаево-Черкесской Республиках, а также в Крыму и так называемой ЛНР.
— В угоду геополитическим интересам Советского Союза и тогда ещё Великобритании финские военные преступники заслуженного наказания не понесли. Было осуждено только политическое руководство Финляндии, то есть президент и некоторые министры. Но никто из них в тюрьме не пробыл больше трёх-четырёх лет, — докладывал на одном из заседаний суда в качестве свидетеля обвинения магистрант Петрозаводского государственного университета Денис Попов. — В советское время у нас были тёплые отношения с Финляндией, было экономическое, политическое, культурное сотрудничество. Поэтому про финскую оккупацию Карелии было не принято вспоминать.
Оккупация и реконструкция
Главная идея, которой руководствовалась финская оккупационная армия во время Великой Отечественной войны, — идея «Великой Финляндии». Жений Парфёнов, аспирант кафедры отечественной истории ПетрГУ и сотрудник Национального музея Республики Карелия, специализируется на военной истории региона и партизанском движении в 1940-е годы. Он рассказывает, что истоки идеи о «Великой Финляндии» начали складываться ещё в конце XIX — начале XX века из-за ряда факторов, в том числе из-за политики насильственной русификации, которую проводили Александр III и Николай II в Финляндии. Финские активисты, недовольные действиями российских императоров, бежали в Германию.
В 1918 году, после Гражданской войны в Финляндии, антикоммунистические настроения финнов переросли в антирусские, и в обществе появилась идея включить территории России, населённые финно-угорскими народами, в состав Финляндии. Масла в огонь сложных советско-финских отношений подлила Зимняя война 1939-1940 годов, которая закончилась тем, что Финляндия потеряла значительную часть своих территорий и сблизилась с Германией, став пусть не юридическим, но фактическим союзником Третьего рейха в дальнейшей войне против СССР.
Советско-финляндская война (30 ноября 1939 года — 12 марта 1940 года). За развязывание этой войны Советский Союз 14 декабря 1939 года был исключён из Лиги Наций.
Из-за этнической близости к финнам карелы ещё до войны подвергались в СССР репрессиям. В 1937-1938 годах, во время Большого террора при Сталине, в Карелии проходили «национальные операции»: аресты «по финской линии» коснулись и карел. В 1937 году вепсы тоже подверглись преследованиям: борьба советского руководства с национальной самобытностью вылилась в закрытие вепсских школ, прекращение преподавания на вепсском и репрессии национальной интеллигенции.
Малочисленный народ финно-угорской языковой группы, проживающий в России в Республике Карелия, Вологодской и Ленинградской областях. Большинство вепсов живут в Карелии.
Когда в 1941 году финские войска напали на территорию Карелии, они разделили её население на «национальное» (вепсы и карелы) и «ненациональное» (русское). Вепсы и карелы, по задумке финнов, в будущем должны были стать частью Великой Финляндии. В деревнях с «национальным населением», рассказывает историк Алексей Голубев, с приходом финнов больших изменений не произошло: «Как они жили в спартанских условиях [после коллективизации], [но] не умирая от голода, так и продолжали жить при финнах».
Алексей Голубев — доктор философии Университета Британской Колумбии, доцент российской истории Хьюстонского университета, один из составителей сборника научных статей ПетрГУ «Устная история Карелии» (2007), отражающих исторический опыт разных национальностей Карелии во время Великой Отечественной войны.
«Ненациональное» население помещали в трудовые и концентрационные лагеря, в дальнейшем этих людей планировали отправить на оккупированные Германией территории. Питание в лагерях было крайне скудным, к заключённым применялись телесные наказания. Узникам необходимо было работать, чаще всего на лесозаготовках. Им платили зарплату, но она была мизерной.
Количество заключённых с годами менялось. В мае 1942 года в финских концлагерях Карелии насчитывалось без малого 24 тысячи человек, а в начале 1944 года, по подсчётам исследователей, их было около 15 тысяч. Численность всего населения Карелии тогда составляла чуть более 83 тысяч человек. Сколько людей погибли от голода и антисанитарии в шести концлагерях только в оккупированном Петрозаводске, точно сказать нельзя: статистика разнится от 7 до 14 тысяч человек. Часть «ненационального» населения жила свободно, но только потому, что отправить их в концлагеря просто не успели, отмечает Алексей Голубев.
В 2020 году благотворительный фонд «Открытые возможности» в Карелии попытался воссоздать быт времён финской оккупации и построил бутафорский концлагерь на частной базе отдыха в деревне Ватнаволок. Бараки и охранные вышки достались фонду после съёмок художественного фильма «Весури» о малолетних узниках финских концлагерей. В лагере соорудили экспозицию с фотографиями и бытовой утварью и планировали проводить там патриотические экскурсии для школьников. На реализацию проекта Фонд президентских грантов выделил почти 3 миллиона рублей. Но толком бутафорский концлагерь поработать не успел: буквально через пару месяцев он закрылся (сообщалось, что из-за ковидных ограничений). Сейчас он заброшен.
В лицее № 13 Петрозаводска с 1986 года работает школьный музей «Дети войны», посвящённый оккупации Карелии. В нём почти во всю высоту стены висит документальная фотография освобождённых малолетних узников одного из финских концлагерей, сделанная военным корреспондентом Галиной Санько. Стены у потолка обтянуты колючей проволокой, её заслоняют советские агитационные плакаты времён Великой Отечественной войны. «Беспощадно разгромим и уничтожим врага!» — гласит один из них, нарисованный Кукрыниксами.
Советские художники-графики и живописцы — Михаил Куприянов, Порфирий Крылов и Николай Соколов. Известны своими политическими карикатурами и плакатами.
— Многонациональный народ жил на территории Республики Карелия и проживает до сих пор. <…> Если мы сейчас будем выделять одних, других, пятых, то это неправильно, — объясняет сотрудница лицея посетителям музея, почему экспозиция рассказывается только о жизни русского населения во время войны, а о вепсах и карелах — нет.
По её словам, после признания действий финской армии геноцидом советского народа в музее ничего не поменялось: об этом факте просто стали упоминать на экскурсиях.
Геноцид как оружие политической борьбы
Летние судебные заседания, по мнению Валерия Поташова, — «логичное продолжение» недавних раскопок Сандармоха, которые в 2019 году начало Российское военно-историческое общество вместе с региональным отделом Поискового движения России. Они планировали найти захоронения узников финских концентрационных лагерей и погибших солдат Красной армии. Тогда сотрудники исторического общества «Мемориал» жаловались, что вместо археологов на раскопки приезжали казаки. Хотя подтверждений того, что в Сандармохе похоронены жертвы финской оккупации, исследователи не нашли, там установили памятный знак с её упоминанием.
Лесное урочище в Карелии, ставшее местом массовых расстрелов и захоронений советских граждан во времена сталинского Большого террора. Обнаружено и первично исследовано карельским историком из «Мемориала» Юрием Дмитриевым.
Всего в Верховном Суде Республики Карелия летом 2024 года состоялось шесть заседаний о признании действий финской армии геноцидом советского народа. Выступали на них преимущественно историки из Петрозаводска и Москвы: исследователей, которые могли бы представить финскую позицию, на заседаниях не было. Процесс, по наблюдениям карельского журналиста Валерия Поташова, проходил в «обвинительном ключе» и был исключительно «политическим».
Кроме историков в суде выступили «заинтересованные лица» (их так и представили на заседании) — бывшие малолетние узники концлагерей и глава Республики Карелия Артур Парфёнчиков.
— Судебное заседание спустя 80 лет проводить сложно. Реальные свидетели, которые могут быть привлечены, — пожилые люди, которые в детстве оказались в финских концлагерях. У них своё представление о том периоде: они не знают полной картины, которая происходила, они видели изнутри только отдельные факты, — отмечает историк Жений Парфёнов. Он выступал в суде как свидетель и рассказывал о противодействии Финляндии в отношении партизанских рейдов и подпольной работе в оккупированной части Карелии.
1 августа 2024 года Верховный Суд Карелии признал действия финской армии на территории региона во время Великой Отечественной войны военными преступлениями, преступлениями против человечества и геноцидом. В решении суда так же, как и в деле о геноциде в Жестяной Горке, указываются резолюции Генеральной Ассамблеи ООН и Устав Нюрнбергского международного военного трибунала.
Конвенция Генеральной Ассамблеи ООН 1946 года о предупреждении геноцида и наказании за него определяет геноцид как «действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». В исковом заявлении карельского прокурора жестокость финского режима описана как создание «условий, несовместимых с жизнью» — такой пункт есть в Конвенции.
Обвинения в геноциде в последние несколько лет всё чаще звучат на международном уровне, например, по отношению к военным действиям Израиля в секторе Газа и России в Украине.
— Понятие геноцида сейчас смещается в сторону политического, а не юридического употребления, поэтому понятен исторический контекст, в рамках которого Верховный Суд Карелии принял это решение, — объясняет историк Алексей Голубев. — Если на публичном уровне в европейском политическом поле действия России в Украине признаются геноцидом, то мы уже не имеем дело с геноцидом как юридическим термином. «Геноцид» превращается в орудие политической борьбы. Если вы назовёте свою подругу дурой, она тоже вас назовёт дурой — примерно такой уровень дискуссии.
Жений Парфёнов полагает, что решение карельского Верховного суда — скорее, «символический акт исторической справедливости», который нужен бывшим малолетним узникам концлагерей, историкам и политикам. Выдвинуть материальные претензии Финляндии после заключения Парижского мирного договора 1947 года очень сложно: в нём обозначалась сумма репараций, которые должен был получить Советский Союз от Финляндии. Они были полностью выплачены в 1952 году.
«Платье, чтобы хоронить Верушку»
— Вы говорите про признание геноцида, но я не в курсе. Расскажите, что там было? — спрашивает Марина Смирнова, дочь 87-летней Веры Хамелёвой, бывшей малолетней узницы концлагеря в Карелии. О судебных заседаниях она узнала от меня и говорит, что в их жизни ничего не поменялось.
Последние три года мать с дочерью живут вместе в Петрозаводске. Слышит Вера Николаевна плохо, поэтому иногда на вопросы отвечает Марина Ивановна: в детстве она часто слышала рассказы о концлагере от своей бабушки, время войны стало для них «общим воспоминанием». Веру Николаевну это обижает: рассказать о своём детстве она хочет сама.
К началу войны её семья жила в Сенной Губе — селе в Медвежьегорском районе. До зимы 1941 года они оставались там, а в феврале четырёхлетнюю Веру, её беременную мать, бабушек и сестру перевезли на грузовике по замёрзшей Онеге в Петрозаводск и поместили в концлагерь № 4. Зима, вспоминает Вера Николаевна, была суровой. Бабушка по материнской линии была зажиточной и в мешочке на шее смогла провезти с собой золото: его в лагере обменивали на еду. Это сохранило им жизнь.
Но еды всё равно не хватало, и в лагере девочка заболела водянкой. «Живот распух, и я лежала на перине на полу. Бабушка думала, что я умру, постирала какое-то платье, чтобы хоронить Верушку», — вспоминает пенсионерка. Девочка поправилась благодаря фельдшеру, который работал в больнице при концлагере.
После войны семья Веры Хамелёвой переехала в Великую Губу, и девочка пошла в школу — тогда ей уже исполнилось семь лет. Правда, проучилась она там недолго:
— Учительница показывает картинку, спрашивает, кто на ней нарисован. А там цыплята. Но откуда мне их знать-то? В лагере не видела, а курицы там во дворе бегали. И я отвечаю: «Куричи» (бабушка у меня говорила «ч» вместо «ц»). Ребята как грохнули смеяться, я надулась, и маме сказала, что больше в школу не пойду.
В школу Вера вернулась только через год, затем поступила в вуз, преподавала английский и немецкий в училище при комбинате в Кондопоге. Бывшие коллеги ежегодно поздравляют её с 9 Мая. Рядом с крохотной фигуркой медведя, которого в советские годы Вера Николаевна привезла из ГДР, на её столе стоит открытка в честь 75-летия Победы. Там же лежат журналы из школьной библиотеки, которые пенсионерке приносит дочь: Вера Хамелёва часто читает воспоминания о финской оккупации и исторические заметки и признаётся, что у неё уже «нос заболел от очков».
В конце 1990-х — начале 2000-х немецкий Фонд взаимопонимания и примирения выплатил Вере Николаевне как бывшей узнице концлагеря денежную компенсацию. Фонд был создан в 1993 году по инициативе правительства Германии для выплат и благотворительной помощи жертвам нацизма. В 2011 году Правительство РФ его закрыло: российские власти посчитали, что задачи фонда выполнены. По словам немецкой стороны, это лишило несколько тысяч бывших военнопленных и узников концлагерей возможности получить компенсации. В декабре 2024 года на заседании комитета по бюджету и налогам Карельского заксобрания депутаты не поддержали идею выплатить живущим в республике «детям войны» «хотя бы по тысяче рублей» к 80-летию Победы.
Марина Ивановна признаётся, что помощи они и не ищут: им хватает того, что её мать может пользоваться льготами по инвалидности и бесплатно получает лекарства.
«Лагерники идут»
У бывшей малолетней узницы финского концлагеря 89-летней Ленины Макеевой из Петрозаводска родственников нет, поэтому ей нужна помощь с покупкой продуктов и уборкой. Поднимать тяжести ей нельзя из-за онкологического заболевания.
— Беру хлеба 250 грамм, половиночку буханочки. Одну-две картошины, — описывает пенсионерка свои походы в магазин. — Как-то нагрузила в тележку сахар, вышла из магазина и смотрю, кто идёт со свободными руками. Попросила до перекрёстка довезти тележку, мне довезли. Дальше смотрю следующего «клиента».
Ленина Макеева считает, что дело о геноциде завели «для галочки», но надеется, что оно поможет привлечь внимание к проблеме, которой она занимается уже второй год: она хочет добиться бесплатного соцобслуживания для бывших узников концлагерей. Получить такую поддержку Макеева не может: её пенсия (50 тысяч рублей) превышает прожиточный минимум — с таким доходом социальные услуги бывшим несовершеннолетним узникам концлагерей не предусмотрены.
Летом Ленина Павловна выступала в суде и поддержала заявление прокурора признать действия финской армии геноцидом советского народа. В концентрационный лагерь № 5 в Карелии она попала пятилетним ребёнком. От голода в нём умерли две её сестры и бабушка, тяжело заболела мать. После освобождения, вспоминает Ленина Макеева, тоже жилось тяжело. Бывшим узникам часто кричали вслед «Лагерники идут!». Из-за детства, проведённого в концлагере, Макееву не приняли в комсомол, а потом не взяли на очное отделение в вуз, и ей пришлось учиться на заочном.
Когда Ленина Макеева устроилась на работу, каждый год у неё требовали справку из КГБ о том, что она не совершала «противоправных действий против народа»: работала она сначала билетным кассиром на железной дороге, потом — в налоговой.
Сейчас Ленина Павловна возглавляет Карельский союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Он появился в 1989 году прежде всего для взаимопомощи и просветительской работы, присоединиться к нему захотели 1 490 человек. Сейчас, по словам Макеевой, союз насчитывает 86 бывших малолетних узников концлагерей. Работа в союзе, говорит Ленина Павловна, её «подстёгивает» — не даёт скучать. Во время нашей беседы она несколько раз переодевается, чтобы продемонстрировать многочисленные медали — ветерана войны, узника концлагерей, награды от Министерства финансов.
«Я по натуре настойчивая», — с гордостью говорит Ленина Павловна. Бороться за свои права ей не впервой. В 2005 году правительство Российской Федерации установило выплаты бывшим узникам концлагерей: по 1000 рублей в месяц — бывшим несовершеннолетним узникам, по 500 — совершеннолетним. Матери Макеевой эту прибавку не назначили: в Пенсионном фонде сказали, что финские концлагеря нацистскими не считаются. Бороться за 500 дополнительных рублей к пенсии матери Ленине Павловне пришлось два года: выплату стали начислять только после решения суда.
Это примерно в восемь раз меньше средней зарплаты в России в то время (в июне 2005 года она составляла 8655 рублей).
В октябре 2024 года Ленина Макеева обратилась в прокуратуру, чтобы ей помогли получить бесплатное социальное обслуживание. Но в итоге прокурор Петрозаводска подал иск с требованием возместить Макеевой моральный вред в размере 30 тысяч рублей за многочисленные попытки добиться помощи. Заседание Петрозаводского городского суда состоялось 29 января 2025 года. В удовлетворении иска судья Любовь Давиденкова отказала.
«Агитатор за финскую жизнь»
Во время Великой Отечественной войны карелы и вепсы на оккупированных финнами территориях попадали в концлагеря гораздо реже, чем русское население. 57-летняя Екатерина Пономарёва, жительница одной из национальных деревень, знает её историю из архивных документов и рассказов семьи. О периоде войны она говорит неохотно, боясь, что после решения суда о признании действий финнов геноцидом люди в России могут не так интерпретировать некоторые события.
Деревня, где она живёт, исторически принадлежала карелам, а финны относились к ним как к братскому народу. Во время оккупации колхозные земли местным жителям передали в частное пользование, выделили лошадей. Дети ходили в школу и работали на полях.
Среди того, что во время оккупации сделали финны, Пономарёва упоминает православную часовню. До войны она была частично разрушена, а финны разрешили местным жителям её восстановить. «Если бы они не сделали, в советское время никто бы не дал отремонтировать здание, и часовня бы не простояла до сегодняшнего дня», — резюмирует женщина. Жителям деревни разрешили посещать эту часовню. В ней служил финский священник, которого Пономарёва называет «агитатором за финскую жизнь». По её словам, однажды он даже провёл службу по православным канонам. После войны часовню закрыли.
Во время войны тётю Пономарёвой увезли на работы в Финляндию. Родные не знали, где она: женщина не писала семье, потому что боялась высылки из Финляндии и последующей ссылки в Сибирь. Письмо родным она прислала только спустя двадцать лет: рассказала, что вышла замуж за финского офицера и родила детей.
После войны массовых переселений карел не было, но народу, вспоминает рассказы родителей Пономарёва, всё равно пришлось нелегко: «Карел за людей [в СССР] не считали. Мой отец никогда не говорил, что он знает карельский: ни в армии, ни на работе».
— Когда моя родственница в 70-х пошла в школу, она говорила только на карельском языке. А детям запрещали даже на перемене на нём разговаривать, чуть ли не по рукам били: «Говори на русском языке», — вспоминает Екатерина Пономарёва и признаётся, что многолетняя национальная политика породила в карелах комплексы: «Мы боимся сказать, что мы карелы».
Историк Алексей Голубев отмечает, что умолчание о жизни «национального» населения во время финской оккупации неслучайно: «Опыт коллаборационизма дискредитируется всеми обществами, которые его пережили. <…> Любая нация, которая освобождает территории после длительной оккупации, не заинтересована в объективном изучении исторического опыта, который имел место на этих оккупированных территориях».
После войны СССР начал сотрудничать с Финляндией, в частности, советские и финские строители вместе возвели в северном карельском приграничье крупный горно-обогатительный комбинат, который положил начало городу Костомукша.
По мнению журналиста Валерия Поташова, одно из самых больших достижений России и Карелии после Великой Отечественной войны — налаживание дружеских связей с финнами, и основная проблема дел о геноциде — потеря этих отношений:
— Я несколько лет назад общался с ветеранами Зимней войны, и они говорили о том, что встречались с нашими ветеранами, вместе выпивали, вместе вспоминали те времена. К сожалению, сегодня мы опять вернулись к тому, что увидели в финнах врагов.
