«Я бы хотела, чтобы секса в моей жизни больше не было никогда»

Я долго не решалась взяться за работу над этой темой: боялась, чтобы чьи-то травмирующие истории, с таким трудом вытащенные на поверхность, не стали для читателя развлечением. Я стала спрашивать у подруг, коллег, знакомых, не переживали ли они опыт сексуализированного насилия, — и только дважды получила отрицательный ответ. Не все истории рассказаны здесь: кто-то боится обнародовать их даже анонимно. Участницы из небольших городов просили скрыть имена, опасаясь, что это станет известно на работе, среди друзей, в семье. Им стыдно признаться родителям, мужу, подругам, особенно когда авторы насилия — родственники. Многие после долгих лет молчания впервые рассказали о случившемся. И это молчание годами незаметно разрушает человека изнутри. Мне хотелось показать тем, с кем это случилось, что они не одни.

Ирина, 29 лет. Москва

— Я была восьмилетней девочкой, которая спала в своей кровати. Папа был на кухне, болтал с соседкой. Проснулась я от того, что дедушка, который был в гостях, уже снял с меня трусы и касается [там] своим языком. Я очень сильно испугалась, но сделала вид, что сплю, и просто повернулась на бок, зажав одеяло между ног. Он ушёл. Я думаю, такие люди ничего не боятся, ведь я могла закричать, за стенкой был папа и он сразу бы прибежал! Спустя пару дней я проснулась от того, что он лезет под одеяло: уже было утро, но родители спали. Я опять сделала вид, что сплю и поворачиваюсь на бок. Он протянул мне 50 рублей со словами: «На, только посмотрю». Я отвернулась и закрылась одеялом.

Всё детство я отказывалась оставаться у бабушки с дедушкой, а родители не понимали почему. Рассказала я им только в 25 лет, когда родила сама. И оказалось, что была ещё как минимум одна женщина, которую дед пытался изнасиловать.

Тот эпизод отразился на мне очень сильно: замкнутость в сексуальных отношениях, полный отказ от оральных ласк в свою сторону, обида, желание справедливости. Постоянный страх за своих детей, боязнь оставить их одних даже с самыми родными людьми.

Евгения, 37 лет. Новосибирск

— Я была довольно трудным подростком. Когда мне было 14 лет, я возвращалась домой с тусовки. Был апрель, вечер был не сильно тёмный. Возле меня остановилось такси, и водитель спросил, как ему проехать, назвал дом рядом с моим. Когда я начала объяснять, он предложил меня подвезти, чтобы я ему заодно показала дорогу. Я поехала. Но когда сказала, где ему повернуть, он проехал мимо. Я очень сильно испугалась. Так сильно, что не могла пошевелиться от страха. Он доехал до берега реки. Когда машина остановилась, я открыла дверь и начала кричать.

Когда он меня ударил, я не чувствовала боли. Потом он меня раздел, спросил, девственница ли я. Я ответила, что да. Я плохо помню сам акт, помню, что было мерзко и, к счастью, всё довольно быстро закончилось. А потом он меня подвёз до дома и высадил возле подъезда.

Я не буду рассказывать подробности, как я провела время в отделении полиции. Скажу лишь, что мне не верили, что приехала мама и сказала, что я периодически убегаю из дома и что если со мной это произошло, я сама виновата. После этого случая ко мне часто приставали мальчишки со двора, ведь я больше не была «девочкой-целочкой».

А потом снова было насилие… Тогда я уже не заявляла в полицию и не говорила маме.

Я думаю, это сильно повлияло на мою жизнь. Не уверена, что и сегодня я справилась с этим. Я до сих пор чувствую себя виноватой.

Елена, 42 года. Москва

— Я прогуливалась по набережной, днём, мне тогда было 20. Меня подкараулили и жестоко истязали несколько мужчин, а когда решили, что я умерла, выкинули в кювет за городом. Я чудом выжила и даже смогла добраться до дома. Врачей запретил вызывать муж (струсил, что те люди его убьют). Около месяца из меня выходили осколки стекла. Потом училась заново ходить. Выжить после такого без врачей — чудо, и с тех пор я действительно верю в Бога.

Всем, кто пережил подобное, могу посоветовать самое важное: не бояться обращаться к медикам. А ещё как можно скорее начать принимать психологическую помощь (при необходимости и лечение у психиатра), иначе травматические изменения укоренятся в вас на всю жизнь. Жить с этим будет очень непросто.

Без имени, 20 лет. Краснодар

— Мне было 10 лет, когда мой старший брат (разница в возрасте у нас 17 лет) стал для меня кошмаром: два года я подвергалась сексуализированному и моральному насилию. Никто из членов семьи не догадывался о том, что происходит, когда их не было дома. Я жила в аду, который сейчас кажется чем-то нереальным.

Когда мне было 12, он начал приставать к моей подруге, та рассказала родителям, вызвали полицию. Тогда рассказала и я. Родители сделали вид, будто ничего не было. На просьбу отвести меня к психологу мне говорили, что со мной и так всё хорошо. Мама продолжает очень нежно общаться с братом (сейчас он отбывает срок за изнасилование).

Справилась я благодаря психологии. Очень много читала, когда возникали какие-то вопросы по поводу внутренних состояний: затянутая апатия, мысли о смерти. Единственная проблема, которую я не до конца проработала, — это реакция тела на стресс. При малейшей тревоге у меня начинаются головная боль и тошнота.

Анна, 45 лет. Москва

— 16 лет назад, когда я жила в Санкт-Петербурге, тренер в фитнес-клубе завёл со мной диалог после занятия. Узнав, что я дальше собираюсь на работу, принёс стакан воды, чтобы я могла восстановить силы. Мы стояли на ресепшен, вокруг было много людей, никакой опасности. Я выпила, а через пять минут руки и ноги стали ватными. При всех он вывел меня из фитнес-центра, посадил в машину. Очнулась я у него дома, голой в ванной. Он смывал с меня следы полового акта и бормотал какую-то чушь про любовь. После чего довёз до дома, где меня уже разыскивал муж. Я всё ещё была в шоковом состоянии.

В полицию я не пошла, потому что меня убедили, что это бесполезно, ведь следов насилия на мне уже не было. Позже я узнала, что две девушки подавали на него заявления, но всё сошло на нет: у него влиятельные родители.

Татьяна, 43 года. Москва

— Однажды — мне тогда было 17 лет — я не успела на метро и осталась ночевать у знакомого из общей компании. Он был старше меня на 14 лет, у него дома находились его сын от первого брака и родители, поэтому я даже предположить не могла, что может что-то случиться. Он показал мне, где я могу расположиться, и ушёл в душ. Я думала, что на этом наше общение закончено, и спокойно уснула. Проснулась я от того, что он пришёл ко мне в кровать с ласками. Я замерла в ужасе, надеясь, что он увидит, что я сплю, и оставит в покое. Но он продолжал. А я продолжала не сопротивляться. Моё тело мне не принадлежало. Казалось, я нахожусь не в нём, а смотрю на всю сцену откуда-то из верхнего угла комнаты и ничем не могу себе помочь.

Он так спешил, что даже не снял с меня трусы, а просто отодвинул ластовицу. Это был мой первый секс.

Я сделала всё возможное, чтобы забыть об этом, но всё-таки пришлось вспомнить, когда начались проблемы в семейной жизни. Я бы хотела, чтобы секса в моей жизни больше не было никогда.

Татьяна, 39 лет. Москва

— Мне было 20, я жила тогда в Йошкар-Оле. Работала фотографом в местном клубе. Нам предоставили машину, которая развозила работников ночью по домам, но ждать её приходилось по два-три часа. Чтобы не ждать, я часто добиралась пешком, ведь утром уже надо было быть на другой работе. В одну из таких ночей это и случилось. Я шла через парк, в ушах были наушники, шагов сзади я не услышала. Чья-то рука крепко сдавила мою шею — не пошевелиться, не обернуться. Очень страшно, когда понимаешь, что один удар — и твоё тело могут обнаружить только утром, без жизни. Нападающий, судя по голосу, нервничал, стал обыскивать меня. Не взял ни камеру, ни телефон, забрал два рубля (больше у меня с собой денег не было). Изнасиловал. Перед тем как ослабить захват, сказал, что сейчас отпустит и уйдёт, но, если обернусь, — убьёт. Я не оборачивалась.

Неделю я не разговаривала: не позволяли голосовые связки. Ещё года три вздрагивала, если слышала шаги сзади. Никому из близких о случившемся не рассказывала, потому что было ужасно стыдно. И спустя 19 лет всё равно стыдно.

Ольга, 25 лет. Москва

— Случилось это лет 15 назад, когда мы отдыхали с бабушкой на море. Какой-то мужчина, сотрудник гостиницы, где мы жили, стал проявлять ко мне активный интерес, разговаривать, дарить какие-то мелочи. Как-то вечером я вышла погулять, этот человек позвал меня что-то посмотреть в парке. Я пошла. Там он посадил меня на колени, стал лазить везде руками. Я вырвалась, убежала к бабушке.

О случившемся никому не рассказала, мои родители были в процессе развода по причине измены отца. У меня прочно закрепилось мнение, что мужчинам нельзя доверять. Последние два года я прорабатывала эту проблему с психологом, и теперь всё нормально.

Татьяна, 44 года. Москва

— Случилось это в конце 90-х. Я училась в университете в Чебоксарах, жила в общежитии. Ситуаций было несколько, и я точно не могу назвать сколько: видимо, память это заблокировала.

Две ситуации были, когда меня опаивали — подмешивали что-то. Помню случившееся только невнятными вспышками, фрагментами. После одного из этих эпизодов я заболела сифилисом.

Ещё был случай, когда я уже окончила институт и жила у одного друга, в квартире которого делали ремонт два работника. Соответственно, у них были ключи. В какой-то момент я проснулась от того, что один из них вошёл в меня.

И был ещё случай. Мы гуляли с подругой, остановилась машина, какие-то парни позвали нас: «Ой, девчонки!» Мы сели с ними в машину. Сейчас уже совсем не понятно зачем: почему мы не убежали, запугивали ли они нас? Я даже вспомнить этого не могу, будто я выкинула всё из памяти. Они увезли нас на берег Волги и там изнасиловали. Их было пять или шесть человек.

Я не циклюсь на этом. Всех простила. Жизнь моя сложилась в итоге очень хорошо, и доверия к мужчинам я не потеряла. Но если спросить, как этот опыт повлиял на меня, я бы ответила: «Да в жопу такой опыт» .

Без имени, 15 лет. Казань

Рассказано со слов клинического психолога, гештальт-терапевта Светланы Изамбаевой.

— Отношения в семье были тяжёлые: её не слышали, не понимали. Сейчас ей 15. Единственный человек, который проявлял о ней заботу, говорил ласковые слова и интересовался её жизнью, насиловал её [с 4 до 13 лет] и заразил ВИЧ. Муж родной бабушки.

Он сделал её своей соучастницей, научил приводить к нему своих подруг. Подмешивал девочкам в угощение наркотики. Трогал их, когда они были без сознания. Она молчала, потому что он говорил, что любит её. И потому что у него был пистолет.

Сегодня она одна ездит на заседания суда. На каждое заседание. Несколько часов дороги, чтобы посмотреть на своего насильника. Говорит, что он на неё смотрит и у него в глазах «я тебя убью». А она пытается понять, за что он с ней так поступил. Боится, что его оправдают и он её правда убьёт. Взрослый мужчина, совративший ребёнка и заразивший его ВИЧ, делающий это с другими девочками, не чувствует себя виноватым, не признаёт свою вину. А она — да, она чувствует себя виноватой.

Без имени, 38 лет. Москва

— Это случилось недавно, в январе. Я пошла в клуб, чтобы развеяться. Я знаю все эти истории [о насилии], поэтому прикрывала стакан, из которого пила, ни с кем не знакомилась. Ко мне подошли два парня, стали разговаривать, но я показала всем своим видом и действиями, что не заинтересована в общении с ними. Через какое-то время они снова подошли ко мне и показали, что сидит очень пьяная девушка и к ней пристаёт мужчина. Я увела девушку и вызвала ей такси, всё это время они были рядом и принимали участие в оказании помощи. Я почувствовала, что им можно доверять, так как они рассуждали, что плохо пользоваться пьяным положением женщины. С одним из них мы разговорились на почве схожих интересов, и я подумала: раз они помогли девушке, с ними общаться безопасно.

Пару бутылок пива — и дальше я помню только фрагментами. Я стою на коленях в туалете, перед моим лицом член. Следующая вспышка: он сзади, меня грубо держат за волосы. Не помню даже, как добралась до дома. Спустя пару дней я позвонила в СПИД-центр, пропила профилактику от ВИЧ. До сих пор пытаюсь убедить себя, что я не виновата.

Ася, 23 года. Москва

— У меня было несколько случаев [насилия]. Один из них — когда мне было 16. У меня была депрессия, я рассталась с парнем, которого любила. Однажды приехал приятель, которому я доверяла. Я лежала на кровати, мне ничего не хотелось. Он лёг рядом, чтобы меня успокоить, начал ко мне приставать. Вначале я сопротивлялась, потом просто лежала не двигаясь. Он изнасиловал меня пальцами. Из моих глаз лились слёзы.

Другой случай произошёл, когда мне было 20 лет. Я пошла с парнем на свидание, после которого попросила не провожать меня, но он последовал за мной до самого дома. Убежать я не смогла, потому что выпила. Он зашёл за мной в квартиру и начал ко мне лезть. Я всячески отпиралась, поэтому стандартного секса не случилось, и он изнасиловал меня в рот. Меня стошнило. Потом он продолжил меня насиловать.

В этот период жизни было ещё три подобных эпизода. Во всех так или иначе присутствовал алкоголь, это я проанализировала позже в работе с психологом. Пережитый опыт сильно повлиял на мою личность: у меня ПТСР, нахожусь на терапии. Но я нашла силы, чтобы это пережить. Сегодня я в качестве волонтёра помогаю женщинам, прошедшим через подобный опыт. Алкоголь полностью исключила из своей жизни.

Алёна, 42 года. Санкт-Петербург

— Мама вышла замуж за другого мужчину, мы переехали к нему. Отчим жил с родителями, его отец домогался меня с тех пор, как мне исполнилось 6 лет. Естественно, родителям сказать такое было невозможно, поэтому, пока была мелкая, терпела, а когда стала постарше, уже сама ему сказала, что, если он ещё раз подойдёт, родители обо всём узнают. Но, в общем-то, они и узнали. Классе в 11-м, когда в переходный возраст было не справиться [cо мной], они нашли мой дневник, в который я записывала какие-то вещи про отца отчима.

Я долго считала, что виноваты родители, рано ушла из дома, сбежала. Ходила по психологам. Два раза неудачно вышла замуж. Были проблемы в сексе. Но я со всем этим справилась, сейчас спокойно могу об этом говорить.

Яна, 31 год. Владивосток (в 2023 году переехала в США)

— Я родилась в полной обеспеченной семье, на выходные меня отвозили к бабушке с дедушкой. Первое воспоминание о том, как дед начал ко мне приставать, относится ко времени, когда мне было пять лет. Сначала дед меня мыл, потом одевал, щекоча усами в интимных зонах. Я помню, что он пытался склонить мою голову к [своему] паху. Дед называл всё, что делал со мной, «игрой в щекотки».

Закончилось всё потерей моей девственности. Это было страшно, больно и непонятно. Мне было 7 лет. Я сказала бабушке: я хожу в туалет кровью. Она же мне ответила, что я просто поела борща, я ей поверила. Когда рассказала маме, она расплакалась. И лишь потом до меня начало доходить, что произошло что-то.

На каком-то этапе, когда ты начинаешь говорить об этом, ты чувствуешь облегчение, понимаешь, что ты не идиотка. Общество говорит тебе, что да, это неправильно, так не должно было быть. А потом в какой-то момент, когда ты в очередной раз встречаешься с терапевтом, проходишь разные сеансы, отшкрябывая себя от состояния засохшего говна где-то на дне, ты понимаешь, что тебе 31 год, что ты уже десять лет сидишь на сеансах терапии по вторникам, ходишь по коридорам своего детства и до сих пор видишь лицо этого деда, сцены, когда маленькая девочка просила о помощи, а её игнорировали, одёргивали, стыдили и не понимали. Какие же эти взрослые! И какие непонятные эмоции эта девочка для себя прожила. Мне бы очень хотелось, чтобы исцеление уже произошло, очень бы хотелось больше не вспоминать об этом. Но, к сожалению, это до сих пор влияет на мою жизнь.

Без имени, 34 года. Йошкар-Ола

— Мне 10 лет, мамин любимый мужчина, когда её нет дома, в темноте под мерцание и звук телевизора [трогал меня] руками. Мама не поверила, а потом они расстались и он наконец исчез из моей жизни.

С тех пор я ненавижу телевизор, включённый фоном. И не умею постоять за себя, если мужчина без спроса прикасается ко мне, замираю и теряю способность говорить.

Светлана, 44 года. Казань

— Дядя Валера был двоюродным братом папы и моим крёстным. Иногда родители просили его присмотреть за мной. Дядя Валера придумал игру «Ути-ути»: большие мужские пальцы двигались сначала по деревянным половицам, потом по моим коленям, всё выше и выше. Мне было смешно, когда «уточка» доходила до живота. Он сажал меня на колени и совал свои пальцы мне в трусы, предварительно смочив их слюной. Потом расстёгивал ширинку, доставал член и гладил его моими руками, пока белая жижа не начинала течь. Дядя громко сопел и шептал на ухо: «Ути-ути, ути-ути, наша игра». В такую игру мы играли каждый раз, когда меня оставляли с крёстным. Мне было три года.

Я знала, что это наш секрет, но однажды рассказала всё маме. Дома случился скандал. Мама побежала в сени, где спал крёстный. Стояла страшная ругань. Тогда, на своём детском уровне, я поняла, что он делал со мной что-то плохое. В нашем доме больше никогда не было дяди Валеры.

Чуть позже, лет в пять, меня отпускали в магазин. Однажды, возвращаясь из булочной, я издалека увидела крёстного, я так испугалась, что до вечера пряталась за сараями. Следующая встреча была через 35 лет. На одной из могил я увидела его фотографию. «Умер!» — ликовала моя внутренняя девочка. Захотелось прямо там, на его могиле, сплясать от радости.