Я живу в приграничном Белгороде, где, как и в Украине, почти каждую неделю кто-то умирает от обстрелов и атак беспилотников. С 24 февраля 2022 года в этом городе произошло много трагедий, которые я и другие журналисты пытались фиксировать, чтобы показать, как выглядит и к чему приводит война. Теперь я хочу рассказать о том, как эти три с половиной года сузили мой эмоциональный диапазон до двух опций — страха и безразличия.
В рубрике «Дневники» мы публикуем авторские колонки, в которых журналисты делятся собственным опытом. Это личные истории, в которых чувствуется нерв времени. Времени, в котором мы все сейчас живём.
Недавно я принял знаменитое «хао-хао-хао» из «Сумерек» за вой воздушной тревоги. Вообще когнитивные искажения, связанные со звуками, у меня уже давно: летом я ненавижу мотоциклы, зимой — снегоуборочные машины, потому что их рёв напоминает пролёт беспилотников. Терпеть не могу мусоровозы, забирающие отходы из баков, — звук падающих пустых бутылок похож на взрыв вдалеке. Теперь малознакомые люди могут заметить, как я в пылу беседы замираю, прислушиваясь: это беспилотник жужжит или дворник косит газон во дворе? Лайфхак: если звук остаётся на месте — это не беспилотник.
Напев из песни «Eyes on Fire» (группа Blue Foundation), которая стала саундтреком к фильму «Сумерки».
Осенью 2025 года Белгород снова стал горячей точкой. Весной и летом ещё было спокойно — тогда я пил пиво на летниках, а в СМИ были намёки на переговоры и «договорнячок» — что бы это ни значило. Местные в него не особо верили, но встречали новости с саммитов фразами вроде «да уже хоть что-нибудь сделайте». Но никто ничего не сделал, и на границе снова начался пинг-понг: то разбомбили что-то в Харькове, то прилетело в Белгороде. Считать подачи я давно перестал.
Так в приграничных регионах называют серию поочерёдных ответных атак России и Украины: стороны будто перебрасывают шарик через сетку, только вместо сетки — граница, а вместо шарика — ракеты.
Вообще-то я к этому дерьму уже привык. 24 февраля 2022 года над моей головой летели российские самолёты, и через пару минут с украинской стороны границы доносилось далёкое «бу-буух» — так началась война.
В апреле того же года Белгород заволокло чёрным дымом: это загорелась нефтебаза на окраине после атаки украинских вертолётов — первая ответная подача. А 3 июля украинская «Точка-У», то ли сбитая, то ли не очень, упала на небольшой и очень зелёный частный сектор в центре города — тогда погибли пять человек из одной семьи. Их соседи после обеда в ахуе вышли на лавки под своими покорёженными балконами пить пиво из полторашек.
«Точка» — советский тактический ракетный комплекс. После модернизации комплекса в 1980-х он получил название «Точка-У».
30 декабря 2023 года в Белгороде впервые включили сирену воздушной тревоги — непонятно зачем: она выла, когда я уже ходил по осколкам стекла мимо горящих машин и орущих людей в центре города. Увидел на одном пешеходном переходе мёртвую женщину, на другом опрокинутую детскую коляску с окровавленной ручкой, а на центральной площади — раскуроченный каток. Тогда погибли 25 человек.
Потом были ещё обстрелы: взрывы, дрожащие окна с крестами из скотча, огонь, побитые осколками машины, рухнувший подъезд, сирены тревоги, пожарных машин и скорых, крики, плач, видео с прилётами, дым, пыль, ранения и смерти. Рассудите, ПТСР это или нет: 2024 год я практически не помню. Что точно помню — мне было не похер лишь примерно на каждую десятую воздушную тревогу. Тогда сирену включали часто и по всей области, и она не всегда означала, что ракеты полетят именно в Белгород.
Сейчас я ощущаю войну более явственно: она подползает ко мне всё ближе, и теперь я этого боюсь. Недавно шёл по парку под звук автоматных очередей — это тероборона сбивала над городом беспилотники. Я следил за звуком и за небом: выстрелы раздавались то слева, то справа, но в голубом малооблачном небе не было, хоть убей, ничего. А потом раздался взрыв. В небе появилось чёрное, как будто из пыли, облачко. Кто-то ахнул и побежал к ближайшему углу. Я выматерился и тоже побежал. Отсчитал несколько секунд и подумал, что обломки и пули уже должны были упасть на землю.
Считать про себя в последние месяцы я стал чаще. Занимаюсь этим, сидя на корточках в коридоре, — считаю взрывы. Раз, два, три, восемь, тринадцать. Сосчитать нормально и полностью у меня ещё ни разу не получалось — постоянно отвлекаюсь на дрожащую дверь в кухню. Раньше я тоже пытался проводить такие расчёты, но важнее было открыть новости и узнать, куда прилетело. Сейчас мне уже практически всё равно.
Однако если вы приедете в Белгород сейчас, то не заметите почти никаких проявлений близкой войны: дети играют на площадках, горожане ездят в автобусах, в кофейнях варят кофе, деревья в парках, как положено, желтеют. Только белые бетонные укрытия повсюду, но для меня они уже стали частью пейзажа, не помню даже, когда в последний раз укрывался в них: почему-то они всегда находятся от меня слишком далеко. Одним словом, войну в городе не видно, но именно этот визуальный обман и пугает. Как будто смотришь на пустой белый лист, который вот-вот кто-то разорвёт на большие непропорциональные куски.
Время, когда ВСУ выпускали по Белгороду пару десятков ракет РСЗО за раз, как будто, прошло. Такие снаряды падали без разбора на дороги, площади, парки, торговые центры. Хаотично и разрушительно — как будто в знак мести за такой же обстрел со стороны России.
Сейчас, ближе к зиме, задачи пинг-понга изменились: и Россия, и Украина атакуют энергетические объекты по разные стороны границы. Видел недавно фотографию ночного Харькова из космоса: из-за отключений электричества город с орбиты похож на чёрное пятно. Обстрелы Белгорода стали более точечными: несколько раз украинские снаряды попадали в белгородские ТЭЦ, оставляя без света, воды, связи и интернета разные части города. После этих атак власти стали на время отключать уличное освещение, так что теперь по ночам и Белгород из космоса, наверное, напоминает чёрную кляксу.
Я и сам на днях несколько часов просидел при свечах: оказывается, в темноте без электричества совсем нечем заняться. Теперь я хотя бы к этому готов: держу заряженным пауэрбанк, расставил по подоконникам свечи, взял у родителей банку тушёнки. Осталось купить хороший фонарик — колеблюсь между налобным и ручным. Лучше возьму оба.
В другой раз, сидя в коридоре при мигающем из-за прилётов свете, я подумал, чего больше боюсь: ракет или беспилотников. Я видел, какими разрушительными и смертоносными могут быть ракетные обстрелы. Но от ракет (наивно так думать) хотя бы понятно, как прятаться: если дома — иди в ванную, если на улице — беги в бетонное укрытие и надейся, что не прилетит прямо в тебя. Беспилотники же хотя и менее смертельны, более непредсказуемы.
Ни разу я не прятался в укрытие во время беспилотной опасности — так можно весь день просидеть в бетонной коробке. Думаю, беспилотники меня пугают больше: помню, как от страха участилось сердцебиение, когда я услышал приближающийся к моему дому пропеллер дрона, а потом очень долго провожал удаляющийся звук. Влети дрон в окно, едва бы меня спасло правило двух стен.
Правило поведения во время обстрелов, которое предписывает находиться в комнате, отделённой от улицы минимум двумя стенами — например, в ванной.
24 февраля 2022 года мы с друзьями от горя, ужаса и отчаяния пили водку и обсуждали, в какой момент уедем из Белгорода. Звучали разные варианты: когда начнутся атаки на город, когда прилетит в моём районе, когда заденет мой дом. Многие мои знакомые действительно уехали после своих красных линий: кто-то потому, что Белгород и вправду стали бомбить, кто-то потому, что разрушен их собственный дом.
Я тоже проводил эти красные линии, но каждый раз сдвигал их, привыкая к окружающему пиздецу. За три с половиной года войны её проявления стали как будто безразличны моему сознательному (бессознательному — нет). Я стараюсь отвлекаться от происходящего за окном готовкой, сериалами, уходом за домашними цветами и прочей простой бытовухой. Но всё равно невольно привыкаю прислушиваться, вглядываться и считать про себя. Надеюсь, однажды я с удовольствием разучусь этому.
