Четыре года назад меня пригласили в команду волонтёров, которые поддерживают людей, больных раком. Тогда мне как журналисту надо было за два дня поговорить с двумя десятками онкопациентов. Думала, что потом буду лежать пластом, на деле — после этих интервью едва ли не летала. Истории были тяжёлые, злые и добрые, с сарказмом и с юмором — но все они вызывали дикое желание жить. Одна из героинь меня особенно впечатлила.
— Мне 49 лет, я учитель ИЗО. До рождения дочери вела уроки в школе, а сейчас занимаюсь бухгалтерией в компании. Это скучно — поэтому у меня много хобби.
Её звали Наталья и она была очень красивая. Так писать нельзя, потому что это субъективно и у каждого своё «красивая», тем более «очень». Но это авторская колонка, поэтому позволю себе.
Наталья улыбалась. И все полчаса, что мы говорили, улыбка не сходила с её лица. Иногда улыбались только её глаза, и в сторону висков разбегались морщинки. А иногда улыбка становилась широкой — и видна была «пугачёвская» щербинка между зубами.
От неё волнами расходилось спокойствие. В пространстве Наталья двигалась мягко, в ней не было острых углов, резкости, суеты. Говорила она тоже спокойно, плавно, будто писала картину — тонкой кистью, лёгкими, но точными интеллигентными мазками.
Мы встретились на проекте, который призван поддерживать онкопациентов. Моя задача там — разговаривать с людьми и писать о них истории. Общаться не столько о болезни, сколько о жизни — чтобы потом, в текстах, истории были многомерными, люди живыми, а болезнь не играла в повествовании главную роль. Поэтому мы всегда говорим о разном: о детях, кошках, спорте, увлечениях, любимых блюдах, любимых мужчинах и женщинах. И о раке тоже, если человек хочет и готов.
Наталья упомянула об увлечениях — и я подхватила тему. Оказалось, что основное её хобби — это собаки. «В детстве завести не разрешали родители. На втором курсе купила щенка и прятала его у бабушки, только потом рассекретила», — смешно рассказывала Наталья. В 2013 году она завела английского кокер-спаниеля — «дочка выбрала». Кинологический мир закрутил: стрижки, дрессура, выставки, медали. Наталья обучилась грумингу и даже работала в салоне. Сейчас она заводчица кокеров и рыжих бретонских бассетов — это редкая охотничья порода. Гордится, что её щенки работают в поисковых отрядах.
Всегда помню, что надо спросить и о болезни. «Я не пациентка онкологов. Их пациентка — моя дочь, ей поставили диагноз в 2019 году», — объяснила Наталья.
— Как её зовут?
— Зоя. Её зовут Зоя.
— Красивое имя!
— Да. Это в честь бабушки. Бабушка всегда говорила: «Зоя — это жизнь». Она с 14 лет работала, пережила войну и дожила до 90 лет, несмотря на подорванное здоровье.
Наталья рассказала, что с дочкой всё закрутилось очень быстро. Ей диагностировали рак клеток решётчатого лабиринта — это онкологическое заболевание причисляется к классу редких патологий. Поражает кости черепа, одновременно прорастает в носовые пазухи, и в глазницы, и в мозг. Труднодоступный для лечения и тяжёлый рак. Заведующий местной больницей сказал Наталье, что за 30 лет практики ни разу не сталкивался с таким видом заболевания.
Их отправили в Москву в исследовательский центр онкологии имени Блохина, и за три года они прошли там всё, что можно.
—Космическая медицина! На нас проверили все передовые технологии. Зое тогда было 20 с небольшим, и её организм со всем справился, — вновь улыбнулась Наталья.
Зоя вышла в качественную ремиссию. Они регулярно прилетали на контроль в столицу, обошли множество театров и музеев, во время пандемии гуляли по пустой Тверской и по абсолютно безлюдному Арбату.
— Для Зои это не было болезнью, — объяснила мне Наталья. — Она воспринимала происходящее не как кошмар, а как досадное препятствие её планам. Отличница, золотая медалистка, она поступила в столичные вузы, но осталась в Омске. К тому моменту училась на третьем курсе факультета компьютерных наук. У неё мальчик, в планах — пожениться и жить в Калининграде, в Питере или за границей. И вот ей надо быстро вылечиться и жить дальше! Она очень умная, талантливая, целеустремлённая девочка.
Я спросила, как сейчас чувствует себя Зоя — после прогрессивного лечения «киберножом», которое, по словам Натальи, дало хорошие результаты.
— Зоя умерла, — также спокойно, с тихой улыбкой сказала Наталья. — Три года назад.
«Кибернож» — это роботизированная система, предназначенная для точечного облучения опухолей, как доброкачественных, так и злокачественных. Система использует линейный ускоритель, который под управлением промышленного робота направляет множество сфокусированных пучков излучения на опухоль с точностью до 1 м). Это позволяет разрушать раковые клетки, щадя при этом здоровые ткани, и избегать хирургического вмешательства.
Это было на пятнадцатой минуте разговора, в котором Зоя «красивая, стройная, весёлая», «единственный ребёнок» и «ей 23 года». Всегда в настоящем времени. За секунду покрывшись холодным потом — и это не фигура речи — я прокрутила в голове весь наш разговор. Не задала ли я бестактный вопрос? Не была ли некорректна в репликах? Не пропустила ли намёка на то, что Зои уже нет?
Я практически никогда не слушаю диктофонные записи, но эту — переслушала. Наталья ни разу не сказала про Зою «была».
— Я и сейчас уверена, что с основным заболеванием мы справились. У нас всё шло хорошо. Но Зоя заболела ковидом и лечение прервалось. Потом второй ковид. А третий, в конце пандемии, она уже не перенесла.
Дальше мы уже говорили о смерти Зои.
— В какой-то момент, если всё время молишься, чтобы ребёнок выздоровел, потом, наверное, молишься, чтобы это всё закончилось быстро и безболезненно. Представляешь, что случится, если опухоль выйдет наружу или если перестанет действовать обезболивающее — и не хочешь этого для ребёнка. Зоя, кстати, отказывалась от обезболивающих, после них испытывала неприятные ощущения, — Наталья говорила, как они до последнего гуляли: то с собаками на речку, то вдвоём. — Зое тогда уже тяжело давались прогулки, она задыхалась. Когда мы шутили, говорила: «Мама, не смеши меня, дышать не смогу!»
А потом всё случилось очень стремительно: Зоя на самом деле не смогла дышать, и её на скорой увезли в реанимацию.
Наталья рассказывала, как провела там с дочерью несколько дней, хотя в сознании Зоя находилась лишь последние сутки. Дима, её возлюбленный, пришёл к ней с корзинкой цветов: «Когда уходили из палаты, она нам сердечко сложила из пальцев — говорить не могла, в горле трубки».
Под утро Зои не стало.
— Врачи плакали, медсёстры плакали, а я думала о том, что мой ребёнок перестал мучиться. Облегчение какое-то, не знаю. Не шок, нет. Хотя кто-то спивается, кто-то не может дальше жить, — Наталья рассказывала, что её родители ещё тяжелее, чем она сама, перенесли смерть внучки. Ради них ей требовалось быть в порядке и продолжать дышать.
— Вас очень поменяла смерть ребёнка? — спросила я её.
— Не знаю… Наверное, нет, — ответила Наталья. — Может быть, и сейчас люди посмотрят на меня и скажут: а будто бы и не было у неё горя никакого! Уже через месяц после ухода Зои я пошла на выставку с собаками. Возможно, это такая защитная реакция — что-то делать и не думать. Тогда же повязала двух собак, и у нас родилось двенадцать щенков. Было вообще ни до чего — просыпалась от запаха щенячьих какашек и вперёд. Напряжённый период. Но, наверное, это меня и вытянуло. Не было времени лежать, себя жалеть, Зою жалеть…
И ещё, сказала Наталья после небольшой паузы, её не оставляла мысль, что нужно родить ребёнка.
Папа Зои, первый муж Натальи, очень помогал дочери и до конца был с ней рядом. Второй брак Наталья решила прервать за год до Зоиного ухода. Объяснила, что всё уже к тому и шло: «Рак вообще лакмусовая бумажка, проверяет семью на прочность». Муж не справился с тем, что она в Москве с дочерью, а он дома вынужден ухаживать за её собаками. Наталья не осуждала его: в конце концов, как он выразился, они и правда «так не договаривались». Но она очень хотела малыша.
— У меня было несколько попыток ЭКО. Четыре раза не получилось, а вот пятая попытка удалась, — донора Наталья выбирала довольно просто: у неё отрицательный резус крови, и круг потенциальных кандидатов из-за этого сильно сужался: чтобы беременность протекала без осложнений, у отца ребёнка резус-фактор тоже должен быть отрицательный.
Процедура ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение) — это метод лечения бесплодия, при котором оплодотворение яйцеклетки сперматозоидом происходит вне организма женщины, в лабораторных условиях. После этого полученный эмбрион переносится в полость матки для дальнейшего развития.
Летом 2025 года у Натальи родился мальчик Ваня.
— Жизнь заиграла, у моих папы с мамой открылось второе дыхание, — только тогда мне стало понятно, откуда в Наталье это тихое счастье, которое трудно описать словами, но легко почувствовать. — Сестра и племянница мне помогают. У нас небольшая, но очень дружная семья, хотя сейчас рядом со мной нет мужчины. Но и переживаний об этом нет. Мне не тяжело в быту: когда нет помощи в браке, это гораздо тяжелее. Хотя нагрузка не маленькая: дом, собаки, работа. А теперь и малыш.
Отчество она Ване дала такое же, как у Зои: она Михайловна, он Михайлович.
— У нас по всему дому её фотографии. Зоя — мой образец порядочности, честности, девочка с обострённым чувством справедливости. Я многое по ней сверяю: «она бы это не одобрила». Ваня подрастёт, и буду рассказывать ему о сестре, — мы ещё десять минут говорили о том, что «ребёнок не машина: старую продал, новую купил, о прежней забыл».
— Ты всё вспоминаешь и плачешь не меньше, — говорила Наталья. — Смотришь на Ванечку: а может быть, это Зоя вернулась? Есть приметы, ситуации, когда ты думаешь: «Ох, но ведь только она так делала!» Например, ставят Ване и другим малышам прививку в роддоме. Дети вокруг криком заходятся, а он глядит на медсестру исподлобья и молчит. Та: «Надо же, терпеливый какой!» И Зоя всегда так. Ей берут кровь — она никогда не плачет. Сколько бы ни было манипуляций — переносит всё без истерик. Взрослые мужчины с дистанции сходят на середине облучения, а наш стойкий оловянный солдатик терпит. В бабушку Зою, наверное.
В конце этого разговора я спросила Наталью:
— Если перед вами человек, которому диагностировали рак и который не верит, что всё может быть хорошо — «твоя дочь ведь умерла!» — вы найдёте для него слова поддержки?
— Я человек прагматичный, земной, но всё же верю в чудеса. У нас их было много, — кивнула Наталья. — Я в детстве Зое сказала: «Для твоей мамы нет ничего невозможного». И для неё это стало девизом. Назначат дорогущее обследование или визит к врачу, к которому очередь на три месяца вперёд, — но у нас всё внезапно получается. И человеку напротив скажу: нельзя сдаваться! Не надо верить гадалкам и знахарям. Однозначно официальная медицина. Она у нас на высочайшем уровне, особенно в лечении онкологических заболеваний. Нас всегда лечили отлично. И я благодарна врачам, и людям вокруг, и этой жизни за всё. Ведь если у тебя забрали самое дорогое, может быть, тебе дадут что-то взамен.
