69-летняя Нина Никифорова из башкирского села Каменка проводила на войну пятерых сыновей: один из них погиб, остальные поехали воевать за брата. Последний раз семья собиралась вместе на его похоронах. Журналистка «Новой вкладки» Анна Залужная отправилась на юго-запад Башкирии, чтобы понять, почему ушли на фронт сыновья Нины Никифоровой, о чём она сейчас думает и почему одновременно гордится детьми и удивляется, как война вдруг стала для них важнее семьи.
Дом Нины Никифоровой в Каменке отличается от остальных, блёклых и покосившихся: крепкий забор, широкий двор, гогочущие гуси. Во дворе деревянный уличный туалет, за забором аккуратная баня. Меня встречает стройная женщина с широкой беззубой улыбкой и ярко-бордовым платком на голове, рядом с ней прыгает пушистый белый пёс. Это Лена, дочь Нины Дмитриевны. У Лены вторая группа инвалидности, в свои 40 лет она так и не научилась читать и писать. Вдвоём с матерью они занимаются домашним хозяйством и держат свиней, гусей и кур.
В доме три просторные комнаты, повсюду на стенах картины с котятами, святыми и ангелами, выполненные в технике алмазной мозаики. Это одно из главных увлечений 69-летней Нины Никифоровой.
Она встречает меня на кухне: крепкая, улыбчивая женщина в светло-зелёном платье в белый горошек, короткие волосы с редкой проседью завязаны в хвостик. Нина Дмитриевна провожает меня в дальнюю комнату, где на кроватях лежат пышные белоснежные подушки с яркими вышитыми цветами и узорами. «Сама делала, научилась», — улыбается Нина Дмитриевна в ответ на моё восхищение.
На стене над одной из кроватей висят фотографии пяти мужчин в военной форме, трое держат в руках автоматы. Все они отправились добровольцами воевать в Украину. 47-летний Александр скончался после тяжёлого ранения весной 2023-го. После этого его братья — 50-летний Фёдор, 46-летний Анатолий, 39-летний Иван и 33-летний Владимир — один за другим уехали на фронт. У всех, кроме Владимира, дома остались жёны и дети. У погибшего Александра, кроме шестерых детей, было ещё и четверо внуков.
Колхоз
Нина Никифорова родилась и выросла в Каменке в большой семье с четырьмя братьями и тремя сёстрами. «Сейчас нас осталось только один брат и три сестры», — вздыхает пенсионерка.
Одновременно с радостью и грустью она вспоминает некоторые моменты из детства:
— Мы с сестрой, помню, всегда ждали Пасху, Рождество. И нас родители наряжали — платьишки покупали, косыночки или платочки. И ходили, собирали яйца по деревне. Потом запретили всё это. Церкви закрыли, молиться стало нельзя. Если кто видел, в школе ставили в угол на целый день. Некоторые не выдерживали, в штаны писались, плакали. А над ними смеются. Такие наказания были.
После воспоминаний о детстве в Советском Союзе Нина Никифорова переключается на юность, рассказывая, как они с друзьями отмечали 7 ноября и другие праздники и после весёлых посиделок, не ложась спать, сразу шли работать на ферму.
— А муж мой как на гармони играл! Весело, когда были молодые… Интересно раньше было в деревне жить. Это сейчас никого не увидишь. Никого из соседей, — говорит Нина Дмитриевна, глядя в окно.
Нина Никифорова рассказывает про события августа — сентября 1945 года в Японии. СССР вступил как воюющая сторона в продолжавшуюся уже четыре года войну союзников с Японской империей (это было обусловлено соглашением на Ялтинской встрече в феврале 1945 года). Германия территорию Японии не занимала.
Её отец, ветеран Великой Отечественной, работал в колхозе трактористом. О войне, по словам Нины Никифоровой, он рассказывал мало:
— Ранен он, наверное, три раза был. До японцев дошёл, самураев видел. Пошёл он вместе с другими освобождать [Японию]. Там же Германия всё заняла. Россия выдержала натиски. Помню, как-то про окопы говорил. Рыли снег, мороз… А сейчас-то война в тёплых краях, зима там не такая.
Окончив восемь классов, Нина в 15 лет пошла работать в колхоз, как и её родители. Девушка хотела уехать в Самару, но для этого был нужен паспорт, а дояркам в деревнях его тогда не выдавали. Так она и осталась в Каменке. Нина Дмитриевна опять вздыхает, вспоминая колхозную молодость, когда приходилось вставать в 4 часа утра и работать до вечера с одним перерывом на обед, и редкие радостные моменты — поездки к родным в райцентр и к брату в Самару, для чего нужно было брать разрешение в колхозе:
Жители деревень в СССР начали получать паспорта только с 1974 года, а в период с 1935 по 1974 год для переезда в другую местность требовалась справка от колхоза. Колхозники не могли покидать место жительства без документов.
— 300 литров в день я вручную, своими руками, доила. Я же комсомолкой была, передовой. С района приезжали, все поздравляли меня, премии давали. До сих пор помню: 30 рублей за первое место. В район колхоз отпустит — поедешь к родным, ну, платье на них купишь или сапоги. Но их, правда, ещё найти надо было.
Нина Дмитриевна с улыбкой вспоминает встречу с первым мужем — трактористом, за которого она вышла замуж 18-летней девушкой после двух месяцев знакомства: «Раньше же такого не было, как сейчас, когда долго живёшь [вместе до свадьбы], не принято было». Муж погиб из-за несчастного случая, когда Нине было 23 года. У неё остались трое детей, младшему на тот момент было всего шесть месяцев. Декретного отпуска не было, приходилось одной управляться с детьми без отрыва от работы в колхозе. Нина снова вышла замуж, родила ещё пятерых детей. В 1980-е они всей семьёй построили добротный дом в Каменке.
Пенсионерка так и не смогла вспомнить, когда она получила первый паспорт. Но говорит, что ей нравилось работать телятницей в колхозе, хоть и тяжело было.
— Как только началась эта перестройка — всё… Развалюха такая пошла, перестали платить, то месяц, то два, а потом уже просто годами. И мы просто работали. Просто так, — рассказывает Нина Дмитриевна.
В 1999 году она одного за другим похоронила мать, отца и мужа. Вспоминать о том времени не любит: «Тяжело было, очень тяжело. Только скотина прокормила нас и огород».
Вместе с нами в комнате, кроме Лены, сидит Оля — черноволосая девушка лет восемнадцати, внучка Нины Дмитриевны. На шее у неё необычное для этих мест тату в виде двух чёрных прямоугольников. Оля сидит в наушниках, слушая что-то на смартфоне. Лишь однажды она отвлечётся — во время обеда за столом, когда Нина Дмитриевна произнесёт слово «хохлы», говоря о тех, кто когда-то жил в соседней с Каменкой деревне. «Вообще-то правильно говорить украинцы, ба. Хохлы — это невежливо», — поправляет Оля. Бабушка в ответ машет рукой: «Да мы всегда так говорили!»
«Мам, я живой вернусь»
Спрашиваю Нину Дмитриевну, помнит ли она 24 февраля 2022 года. Она с трудом ищет слова и не находит что сказать. Вспоминает лишь то, как её сын Александр спустя несколько месяцев после начала войны решил подписать контракт.
— Не знаю… Мне Оксана, жена Александра, сказала: Саша тайком, через Госуслуги, подал заявление на контракт, собирается на СВО. Вы, мол, мама, поговорите с ним. А я что? Я сколько его уговаривала и рыдала перед ним. А он мне: «Мам, я живой вернусь. Ты что, не видишь — ничего там страшного нету». — Женщина на какое-то время замолкает. Но кажется, будто хочет говорить без устали.
Нина Никифорова вспоминает, как сын перед отъездом пообещал ей, что «в случае чего» у неё будет доля в страховке после его смерти:
— Я говорю ему: «На кой чёрт мне деньги твои, ты мне живой нужен!»
Александр, живший в последние годы со второй женой в столице, уехал добровольцем в конце 2022 года. На гражданке у него остались шестеро детей от первого брака — с их матерью, первой женой, он развёлся. Уже успел стать дедушкой. Со второй супругой детей у него не было. Нина Дмитриевна позже признается, что отношения с семьёй от первого брака у сына не задались.
— Намучался он там, высох, болел, деньги часто у него просили. Может, поэтому [на войну] пошёл? — размышляет она, будто пытаясь найти ответы для себя самой.
Александр уехал сначала в учебную часть в Московской области, потом — в артиллерийские войска, где был шофёром. И вдруг в феврале 2023 года пришла новость: блиндаж, в котором находился Александр, попал под обстрел, и у мужчины сильно пострадали ноги.
— Он был перекрыт плитой, лежал под ней. Заражение у него пошло. Но живой ещё был, 26 дней после этого живой. Ему ведь уже и протезы на одну ногу приготовили в Москве, всё там в госпитале мерили, подбирали… И тут… С чего он кончился? И причина не написана-то даже. А я не успела поехать [в госпиталь], — горюет Нина Дмитриевна.
Она вдруг вспоминает сына в детстве и юности: «Знаете, Саша всегда был такой работящий. Никогда матом даже не ругался, не пил, не помню я такого. Возьмёт — полы дома везде помоет. Лет до восемнадцати он мыл всё сам. И потом говорил: „Мам, я всё помыл, крыльцо только не помыл. А то увидят, скажут…“».
Нина Никифорова с теплотой рассказывает про всех своих сыновей — какими они были до войны. Александр выучился на тракториста, работал дальнобойщиком на севере. Фёдор хотел поступить в военное училище, но тоже стал шофёром. Иван окончил строительный техникум. Мать с гордостью говорит, что гараж в её дворе он построил сам. Анатолий учился на шофёра, участвовал в Первой чеченской войне (по словам Нины Дмитриевны, не больше месяца), после армии работал в шиномонтажной мастерской. Владимир — выпускник пищевого техникума, стажировался в Москве. По словам матери, он хорошо учился и мог бы потом поступить в вуз, но не стал, потому что нужно было зарабатывать.
Последний раз семья собиралась вместе на похоронах Александра в Подмосковье, говорит Нина Дмитриевна:
— Братья всё очень сильно восприняли, конечно. Вот из-за этого они пошли тоже. За ним.
«Если бы Саша был жив, он отговорил бы братьев»
Оксана, жена Александра, о решении мужа «уйти за ленту» узнала случайно.
— Мне просто позвонили [из учебной части в Наро-Фоминске] и спросили, являюсь ли я его женой, и попросили подтвердить документы из военкомата. Ваш супруг, мол, подал заявление о службе. У меня сразу шок, слёзы, истерика, был такой скандал… Я его спрашивала, плакала, умоляла: «Зачем ты туда идёшь?» Он так на меня посмотрел и сказал: «Я Родину люблю». А я ему — так и я люблю! И Саша мне сказал, мол, можешь со мной хоть развестись. Я человек верующий, мы с ним венчаны. А значит, с ним до конца. Наше поколение 70-х, оно такое. Мы воспитаны на патриотизме.
По словам Оксаны, поиски мужа после тяжёлого ранения заняли у неё несколько дней, и, если бы не помощь «подруги со связями», она едва бы узнала, в какой больнице он лежит.
— Только 14 февраля я смогла приехать к нему в госпиталь Вишневского [в Москве]. Саша был в горячке. Это было так страшно… У него просто не было ног, лежало полчеловека… Доктор тогда сказал, что у него коварный краш-синдром. Я просто не могла представить, что пережил мой Саша. Железной воли был человек. Крепкий. Я уверена, если бы не СВО, Саша дожил бы до ста лет.
Синдром длительного сдавления — жизнеугрожающее состояние, которое возникает из-за продолжительного сдавливания любой части тела. Последующее высвобождение конечности нередко вызывает травматический шок, нарастающую интоксикацию и острую почечную недостаточность, которые часто приводят к смерти.
Они познакомились на отдыхе в Ейске. Оксана после развода отправилась на море с двумя дочерьми. Александр с детьми и супругой были там в отпуске.
— Сидим на лежаках, я книжку читаю, и как-то разговорились, шутить начали. Я до этого познакомилась там с женщиной и продиктовала ей номер свой. Я даже подумать не могла, что он просто запомнит его наизусть. А он запомнил. И предложил встретиться. Я отказала: не связываюсь с женатыми. Он тогда пропал на четыре года, а потом появился в моей жизни вновь. Сказал, что расстался с женой, а меня забыть не смог. Вот и закрутилось, — с улыбкой вспоминает Оксана.
Об Александре она рассказывает как о «простом деревенском мужике, который никак не мог найти себя в Москве». Он 15 лет работал дальнобойщиком, шесть лет подряд ездил на вахту в Магаданскую область.
— Говорил: как вообще можно жить в этой Москве? Любил Каменку свою, на сенокос ездить, деревенскими делами заниматься. Руки у него были золотые. Окончил девять классов, потом работал на тракторе. Потом армия. И вахты. Несмотря на это, таким был начитанным! Я ему говорила: «Грешняков, с твоими мозгами давно бы стал уже профессором!» — шутит Оксана.
В день их последней встречи, 29 января 2023 года, Александр подарил жене охапку красных роз. «У него буквально пара дней была, так он из части приехал на машине с этим букетом. Я стою, плачу, а он мне такой: „Ксюнь, только не плакать. Я ж вернусь“. А я почему-то внутри почувствовала, что он со мной прощается… А 10 февраля я узнала о ранении».
С братьями погибшего мужа Оксана общается до сих пор. Первым ехать вслед за братом решил Фёдор.
— Когда я спрашивала Фёдора, зачем он туда едет, он ответил, что просто должен, и всё, — вспоминает вдова Александра. — И сразу заключил контракт на два года. А потом и Иван за ним: «Я должен, Ксюх». И Анатолий. А Володя, видимо, подумал: «Раз они ушли, и я пойду». Мол, не мужик, что ли?
Оксана уверена: будь её супруг в живых, то, скорее всего, отговорил бы братьев после того, как сам прошёл «семь кругов ада». И тут же добавляет, что «если бы с Сашей не случилось ничего такого, сам он абсолютно точно продлил бы контракт».
Александр Грешняков похоронен в Пантеоне защитников Отечества в подмосковных Мытищах.
— Там, где Калашников лежит. С почестями, как и положено герою, — с гордостью говорит Оксана.
«Ты пошёл — и я пошёл»
Нина Дмитриевна вспоминает, как остальные её четыре сына, жившие тогда кто в Самарской области, кто в Республике Коми, кто в родной Каменке, уходили на войну один за другим, и никто с ней не советовался. Никого она не собрала, не проводила и не обняла напоследок.
Первым контракт заключил средний сын, Анатолий, тайком от матери. «»Мам, я, — говорит, — поеду, мне и так скоро на пенсию»,— пересказывает его слова женщина. — Теперь [на учениях] в Таджикистане, за БТР. Про войну он не говорил. Думал, просто контракт подпишет — и всё. А там же закрутилось-то всё…»
После Анатолия на войну засобирался самый старший — Фёдор. По словам Нины Дмитриевны, он возил гуманитарную помощь в Луганск и был в целом в курсе, как устроена жизнь на фронте. Его, помимо матери, отговаривали жена и старший сын, но безуспешно. Сейчас мужчина служит в разведроте.
За Фёдором, в ноябре 2023-го, в Украину подался Иван, а за ним и самый младший из братьев, Владимир. Иван сейчас в мотопехоте «держит Днепр», а Владимир воюет артиллеристом в спецподразделении «Чёрные гусары».
— Когда Федор пошёл, то сказал, что идёт за Сашку. А потом, вслед за ним, Ванька уже подписал контракт, но Федя, мол, сказал Ване: «Куда ты прёшь? Сиди! Место хорошее дома». А этот отвечает: «А ты-то нахуй пошёл?! Ты пошёл — и я за тобой тоже». Вот и весь ответ. А потом Володя собирается. Иван ему: «Нахуй ты едешь сюда, сиди дома, ты не знаешь, что там творится». А этот тоже такой: «А ты нахрен пошёл? Я что, не человек, что ли?» А один раз Ваня Володе вроде говорил: «А ты что, сопля, боишься?»
Иван приезжал к матери в Каменку летом 2024 года во время отпуска. Она заметила, как сильно он изменился всего за полгода службы:
— Конечно, психика подорвана. Ну, что-то не так скажешь, посмотришь не так как-то — вроде уже психует. Пить не пьёт. Но заметила, что жену постоянно спрашивает: куда идёт, на что деньги тратит.
Рассказывая про уход сыновей, Нина Никифорова то и дело задаётся вопросом: «Знаете, я иногда думаю, откуда эти дети?» Она не может понять, как они росли такими работящими, непьющими, семейными — и вдруг оставили её и своих близких.
— Чего они надумали, куда все пошли? У всех дома, дети. Толя вон двухэтажный дом построил…
Нина Дмитриевна, сдерживая слёзы, отводит взгляд в сторону. Потом вспоминает о племяннике, который подписал контракт после срочной службы. Её речь прерывает телефонный звонок. Пока звучит мелодия, пенсионерка судорожно водит пальцем по экрану смартфона, чтобы принять вызов. Это звонит Иван, прямо из зоны боевых действий. Дома, в Пензенской области, куда семья перебралась из Коми уже во время войны, его ждут жена и 14-летний сын.
Разговор получается коротким и не очень содержательным из-за проблем со связью. Чтобы сын её услышал, Нина Дмитриевна почти кричит. Иван успевает сказать только, что накануне их перебросили в другое место и что он «уебался», так как ночью тушил загоревшийся БТР. На несколько секунд мужчине удаётся включить камеру, и женщина видит лицо сына.
— На глазу синяк. Я сразу заметила, конечно, — делится впечатлениями уже после звонка Нина Дмитриевна. — Это когда пожар был, задело его, ветками ободрал… Иван у меня чаще на связь выходит. Он по ватсапу мне звонит. А Володя по телеграму. Раньше он чаще звонил. У него сейчас тоже со связью плохо. Заглушки ставят, что ли. У Ивана отпуск скоро, но пока не сказали, отпустят ли… Нет замены, и всё. Ничего он мне не говорит. «Всё нормально, мам, не переживай». И всё.
Тем временем по телевизору в новостях Первого канала — репортаж корреспондента из-под Донецка про «Град» — реактивную систему залпового огня и про то, что после неё остаётся: сгоревшая техника и выжженная земля.
— Теперь… пока [война] не кончится, пока Путин приказ не подпишет… — произносит Нина Дмитриевна бесцветным голосом. — Говорят, всё это до 2030 года… По телевизору вот индийский такой пацанёнок-пророк выступал. Переговорами, сказал, всё кончится.
Она поясняет, что смотрит новости каждый день с пяти утра, обычно на канале «Россия»:
— Всё смотрю — куда идут, что взяли, какие города. Сейчас как будто легче стало — хохлы отступают. Володя рассказывал, как один [сослуживец] подорвался, нижняя часть у него вылетела, остался без яиц, но выжил. А мой сын лежал [раненый] один, контузию получил на правое ухо — не понимал, куда идти и где свои вообще…. Пять дней добирался до Авдеевки. Я говорю: так это Боженька вёл тебя за руку.
— Стали верующими?
— Ну как уж. Когда туда к ним батюшка приезжает, все бегут. В очереди стоят.
— Как же вы держитесь, как справляетесь?
— Горит внутри всё. Они знают, что я сильная. Что я ещё смогу, что я сумею, наверное, так…
Позже узнаю, что Нине Дмитриевне рекомендовали лечь на обследование в кардиологический центр из-за проблем с сердцем. Но она переживает, что не сможет оставить Лену и скотину одну дома.
30-летний Алексей, младший сын Нины Никифоровой, единственный, кто не пошёл воевать. По словам матери, из-за проблем со здоровьем. Алексей живёт в другом районе Башкортостана с женой и сыном и время от времени навещает мать.
Нефть и репрессии
Нину Никифорову, по словам главы сельсовета Ирины Шишкиной, местные называют «гордостью нации»: «Каково ей? Каждый день думать о своём ребёнке. А их сколько вон… Позвонит сегодня? Напишет? Не напишет? У меня у самой три сына, двое тут живут, фермерами стали, им в Каменке хорошо».
Каменка, спрятанная за вереницей холмов и полей, впечатляет разрушенными от ветхости домами. На одном висит плакат с изображением военного в каске и с ружьём: «Хватит сомневаться, действуй! Получи 3,3 миллиона рублей. Служба по контракту в рядах Вооруженных сил Российской Федерации».
Два года назад в Каменке нашли нефть. Местные новость встретили сперва скепсисом, а потом и недовольством: грузовики, задействованные на разработке месторождения, начали портить и без того плохие каменские дороги. А работы в селе, где живут около 450 человек, больше не стало: на разработку берут только приезжих специалистов. Местным чаще всего приходится зарабатывать на вахтах.
— Люди уезжают. Кто-то умирает, дети в городе, никто не возвращается, — говорит Ирина Шишкина. По телевизору у неё дома на кухне в это время идут новости телеканала «Россия».
Ирина Павловна с гордостью рассказывает о памятнике жертвам политических репрессий в селе, который в 2024 году по программе поддержки местных инициатив установил её муж. Монумент — бетонную плиту и православный крест — поставили возле церкви:
— Из Каменки всего было репрессировано 46 человек, 13 из них были расстреляны. И в основном — из-за своей веры.
От главы сельсовета узнаю также о 15 добровольцах из Каменки, уехавших на «СВО». Одного из них потом нахожу на кладбище: 20-летний Сергей Самсоненко погиб в октябре 2023 года.
«Разве там плохое покажут?»
Вечером пьём чай с Ниной Дмитриевной у неё дома. Фоном включён телевизор — новости, за ними трансляция концерта из Большого театра. Раздаётся звонок телефона. «Лена, Лена, где телефон? Кто там?» — волнуется пенсионерка. Звонит сын Анатолий из Таджикистана, разговаривают о родных — его жене, дочери. В какой-то момент Нина Дмитриевна перебивает сына и начинает его отчитывать как мальчишку:
— Эх, блядь, ума нажил до 40 лет и пошёл! По голой жопе надрать бы вас всех, по заднице!
Следующее утро проходит в ожидании дочери Анны с мужем (они живут в райцентре) и соседей, которые должны помочь пенсионерке зарезать поросёнка. Пьём чай. За окном мелкий моросящий дождь. Кричат петухи. На столе — пышные пирожки, которые накануне испекла Нина Дмитриевна, и конфеты.
Пенсионерка рассказывает, как вязала носки для солдат и относила их в сельсовет вместе с заготовками, но из Каменки на фронт ничего не возят: «Даже не знаю, кому отдавать, чтобы дошло. А у меня и лечо, и огурцы, и варенья много!» Нина Дмитриевна сетует, что можно было бы собрать женщин и плести сети, но в Каменке для этого нет помещения.
В ноябре она собиралась встретиться с главой Башкирии Радием Хабировым во время его визита в Бижбуляк, чтобы поднять вопрос о транспортной доступности Каменки. До райцентра из Каменки ехать полчаса, до столицы республики, Уфы, — чуть больше трёх часов. Автобусы в райцентр ездят всего три раза в неделю, поэтому жители часто заказывают такси: 30 километров пути обходится почти в тысячу рублей.
Но встреча Нины Никифоровой с Хабировым так и не состоялась. Нина Дмитриевна ждала, что за ней пришлют машину из сельсовета, чтобы отвезти её в Бижбуляк, но за ней никто не приехал.
— Я так поняла, старушки там были не нужны. Другие были женщины [на встрече], молодые, — расстраивается Нина Дмитриевна.
Она рассказывает, что в последнее время перестала смотреть фильмы о войне: «Дети мои интереснее рассказывают. Вот про БТР: если что случится — не успеешь, не вылезешь… А там нора-дыра, а сколько там запасов, сколько там патронов, только успей вырваться…».
Спрашиваю, как изменилась её жизнь после 2022 года. Нина Дмитриевна выдерживает долгую паузу, смотрит в сторону и тяжело вздыхает. Кажется, будто пытается подобрать слова.
— Конечно… Не знаю, всё думала, к лучшему идёт. Телевизору верила. Дети говорят: «Не верь, мама». Ну, ясно дело, людей успокаивают. Но разве плохое покажут там? — недоумевает пенсионерка.
В марте 2024 года Нине Никифоровой присвоили звание «Женщина — Мать нации» и дали медаль имени Рабиги Кушаевой. На церемонии награждения, на которую приезжала замминистра обороны РФ Анна Цивилёва, Нина Дмитриевна сказала, что гордится сыновьями.
Бурзянская учительница, общественная деятельница, которую называют первой башкирской феминисткой. Она была убита в 1937-м году.
— В Уфу пригласили, в Конгресс-холл. Медаль дали, платок красный такой испанский подарили и сервиз чайный. Портрет мой сделали. Он даже на выставке в Москве вроде где-то был, — рассказывает пенсионерка.
На 8 Марта глава Бижбулякского района Артур Зарипов вручил Нине Никифоровой грамоту с пожеланиями доброго здоровья, благополучия и успехов во всех начинаниях. «Выражаем благодарность за воспитание настоящих патриотов Родины. Ваше отношение к жизни служит примером молодому поколению Бижбулякского района. Победа будет за нами», — написано в грамоте.
