«Государство видит в тебе только твои гениталии»

Закон о запрете «смены пола», который в России приняли в июле 2023 года, застал некоторых людей в процессе трансгендерного перехода. Их внешность изменилась, а графа «пол» и имя в паспорте остались прежними. Специально для «Новой вкладки» Мирон Ронин узнал, как живут эти люди, на какие ухищрения они идут, чтобы устроиться на работу или получить медпомощь, и как им, несмотря на запрет, иногда всё же удаётся сменить документы.

«Человек приходит к врачу по мужским документам, а у него, простите, грудь»

Саша, высокая фигуристая брюнетка с зелёными глазами, работает в военном госпитале в небольшом уральском посёлке. В документах у неё указаны имя «Александр» и мужской пол.

Трансгендерный переход она начала в 2021 году, когда ей было 35 лет. Решиться на него было непросто.

— Переживала: как, что там, как маме сказать, как я там приду к врачу, когда у меня грудь появится? В итоге думаю: а что я теряю? Полжизни я прожила как парень, оставшуюся проживу, как хочу, — рассказывает Саша.

Перед этим Саша уволилась из военкомата, где работала раньше, и устроилась в военный госпиталь, чтобы «быть под присмотром» медиков: во время гормональной терапии нужно наблюдаться у врачей, следить за показателями крови и регулярно проходить обследования.

В 2022 году, когда внешность начала меняться, Саша стала выкладывать новые фото на своей странице во «ВКонтакте». Бывшие коллеги из военкомата удалились из друзей. «Некоторые начали спрашивать: „Что ты в бабу переодеваешься?“ — рассказывает Саша. — А я не переодеваюсь, я так выгляжу».

Никому в госпитале о своей гормональной терапии она не рассказывала, но коллеги и сами замечают изменения во внешности Саши. На работе она старается прятать появившуюся на заместительной гормональной терапии (ЗГТ) грудь: надевает утягивающие бюстгальтеры, носит поверх рубашки жилетку.

— Некоторые терапевты, особенно мужчины, когда я там болею или ещё что-нибудь… они уже говорят: «Давай сзади футболку задирай, я тебя сзади послушаю…» Ничего [про пол] не говорят, но, я думаю, догадываются.

Гормоны Саша начала принимать сама. Обращаться по этому вопросу к эндокринологу в своём госпитале даже не пыталась: гормональная терапия как часть трансгендерного перехода в России запрещена. Саша уверена, что на работе об этой стороне её жизни лучше никому не знать — не поймут.

Но обратиться к врачу всё же пришлось: у Саши проявился побочный эффект из-за неправильно подобранной гормональной терапии — панические атаки. Трансгендерная подруга посоветовала ей эндокринолога, у которого наблюдалась сама. Саша консультировалась с ним онлайн, гормоны покупала в аптеке без рецепта.

Вскоре после принятия в июле 2023 года закона о запрете трансгендерного перехода врач перестала выходить на связь.

— У меня справки-то нет F64, врач стала побаиваться со мной общаться. Потому что я как бы незаконно сама всё это принимаю, — рассказывает Саша.

Екатерина, консультантка в организации, помогающей трансгендерным людям, говорит, что в России они объявлены фактически вне закона — из-за этого медики опасаются принимать таких пациентов и назначать им гормональную терапию. По словам Екатерины, многое зависит от клиники и главврача:

— Мы сталкивались с тем, что некоторые медики говорят: «Мне главврач вообще запретил принимать транслюдей». Дальше каждый действует на своё усмотрение: кто-то пытается исподтишка принимать трансгендерных пациентов, кто-то меняет клинику. Из-за этого среди трансгендерных людей растут самоназначения.

Саша хотела пройти медкомиссию, чтобы получить справку, которая даёт право на смену документов, но не успела. У её мамы обнаружили рак. «Надо было ехать туда, в Москву, лично присутствовать, там с врачами разговаривать. У меня не было возможности, я маманю не могу бросить. Пришлось чем-то пожертвовать», — объясняет Саша. Про свою трансгендерность Саша маме так и не рассказала, боялась. Мама умерла, не зная об этом.

Пока Саша за ней ухаживала, Госдума приняла закон, запрещающий менять в паспорте содержимое графы «пол» и делать операции, связанные с трансгендерным переходом. Саше, как и многим другим людям, уже совершившим транспереход и не успевшим сменить документы, теперь приходится вести двойную жизнь. Она говорит, что старается достичь равновесия между самоощущением и мужской ролью на работе, куда ходит в стиле унисекс:

— Когда надо что-то такое на работе тяжёлое потаскать, то переодеваюсь, волосы в пучок — и всё: я уже обычный пацанчик. Но долго так не могу. Я хочу быть тянкой.

Иногда Саша наряжается, делает макияж и уезжает в другой город гулять по магазинам.

30-летняя IT-специалистка Аня из Москвы тоже не успела поменять паспорт: девушка с длинными русыми волосами, любительница макияжа и мини-юбок, так и осталась по документам Максимом. Когда Ане требуется консультация эндокринолога, она связывается онлайн с врачом из Казахстана: «Потому что нашим запретили назначать ЗГТ даже при наличии справки F64».

Медстраховкой от работы Аня не пользуется: боится, что врачи могут на неё донести и о её трансгендерности узнает начальство. «Человек приходит в врачу как бы по мужским документам, а у него, простите, грудь… Я боюсь где-то раздеваться или какие-то анализы сдавать, которые могут меня скомпрометировать», — рассказывает Аня. Она не оформляет больничный, когда болеет, старается отлежаться дома.

— В сообществе начинается мультипликация страха. В результате люди просто перестают ходить к врачам. Боятся, откладывают. У нас был случай: транс-парень запустил болезнь. Болело, терпел, к врачу не шёл. Потом упал в обморок — и прямо в реанимацию. Хорошо, что вытащили. И не потому, что ему пофиг было, а потому что страшно, — поясняет Екатерина.

Получить медпомощь в коммерческих клиниках легче, но на это не у всех есть деньги.

«Должна быть чёткая двойная роль, если мы хотим получить работу»

Адель — хрупкая женщина 48 лет, у неё высокий голос и длинные светлые волосы. Но по паспорту она Алексей.

Адель приняла свою трансгендерность ближе к 40 годам и почти сразу решилась на каминг-аут: пришла в платье и с макияжем на работу. Тогда она была довольно известным человеком в небольшом городе Мурманской области.

— Я занималась госконтрактами, тендерами, на госзакупках сидела. И меня знали: медицина, весь учебный персонал, школа, училище, администрация [города]… И когда я пришла на работу в другом виде, я настроила против себя почти всех, кто меня знал, — рассказывает Адель.

По городу поползли слухи. Многие от неё отвернулись, включая маму, к которой Адель однажды пришла в платье. «Говорю: „Мама, привет… ну всё… сына у тебя больше нет, у тебя есть дочка. Зовут её Адель“». По словам Адели, мама не смогла это принять: «А мама — это единственное родное, что мне осталось… я всех потеряла. Тех, кто мне был близок, дорог».

Из-за реакции окружающих Адель решила уехать в Москву. Думала, что в большом городе ей будет легче. Но найти работу, которая соответствует её профессии и опыту, с её «мужскими» документами, там тоже нелегко. По словам Адели, попытки устроиться на хорошее место заканчивались отказом.

Сейчас она работает в сетевом магазине по продаже алкоголя. Устроиться туда помогла заведующая магазином, с которой они познакомились в Москве. «Заведующая в моей теме — теме лесби. Она говорит: „Давай я тебе помогу“», — рассказывает Адель.
Когда появилась вакансия, заведующая предупредила, что на собеседовании в центральном офисе нужно будет выглядеть максимально по-мужски.

— Должна быть чёткая двойная роль, если мы хотим получить эту работу, — говорит Адель.

Из-за мужских документов она старается не проявлять женственность на работе: убирает волосы в хвост, носит прозрачный маникюр. Даже общаться с коллегами приходится мужским голосом. «Я могу говорить разными голосами — занималась музыкой», — поясняет Адель. По её словам, ограничивать себя приходится только на работе, всё остальное время она выглядит женственно.

Адель считает, что запрет трансгендерного перехода связан с «пропагандой нетрадиционных отношений», она негативно относится к ЛГБТ**: «Я боролась с ЛГБТшниками сама лично, потому что я против этой пропаганды. Есть либо „М“, либо „Ж“. Третьего пола не дано. Его не должно быть. Я психологически, эмоционально во всём женщина. Вот в этом всё отличие».

IT-специалистка Аня, которая работает в Москве удалённо, старается немного сгладить изменения внешности, когда нужно ездить в офис. «Я туда прихожу в унисекс, у меня длинные волосы, проколоты уши, я часто появляюсь на работе с маникюром», — рассказывает Аня. Ей кажется, в отношениях с коллегами помогло то, что изменения во внешности происходили постепенно, и почти все успели к ним привыкнуть, к тому же большинству важнее качество работы, чем внешний вид. И хотя начальник, по словам Ани, часто высказывал гомофобные и трансфобные идеи, конфликтов с ним у неё не было: «Он тоже так [неодобрительно] смотрит… но ничего не говорит, только вздыхает. Понятно, что ему некомфортно».

У Ани есть «грандиозный план»: она хочет сделать «нижнюю» операцию, поменять паспорт и устроиться на другую работу, чтобы начать новую жизнь под новым именем, с женскими документами.

Аню пугает только устройство на новую работу: боится, что может всплыть её трансгендерный статус, ведь чтобы подтвердить свой опыт, нужно будет показать проекты, с которыми она работала раньше. А в них мужское имя.

Саше, так же как Ане и Адели, приходится ходить на работу в военный госпиталь в одежде унисекс. Коллеги относятся к изменениям в Саше по-разному: кто-то продолжает общаться как с мужчиной, кто-то вообще перестал здороваться. По словам Саши, к её напарнику, который не бреет щетину, на работе относятся лучше, чем к ней. Объяснять коллегам, что она трансгендерная женщина, Саша не хочет: уверена, что они не поймут. «Я только с напарником на работе в шутку, типа: „Да трансуха я, трансуха!“ Он смеётся, но подозревает, что это правда», — рассказывает Саша.

Пациенты и новые сотрудники, которые не знали Сашу раньше, воспринимают её как девушку. «Бабуси шепчутся, когда прохожу мимо: „Какая здоровая“. У нас даже новый сотрудник пришёл и говорит: „Я первое время думал, что ты девушка. Тебе нравится так?“ Я говорю: „Да“», — рассказывает Саша.

Рэю, молодому мужчине с приятным баритоном и шикарными бакенбардами, который по паспорту остался Мариной, с работой, можно сказать, повезло. На момент начала перехода зимой-весной 2023 года он преподавал в двух обучающих центрах для нейроотличных детей в Сибири: государственном и частном. Из первого уволился почти сразу — «слишком гомофобная среда», а в частном решился на каминг-аут. Начальство приняло это спокойно. Вместе они придумали, как это преподнести детям: решили, что после отпуска Рэй вернётся в качестве «брата» их тьютора Марины. Какое-то время Рэй работал там, но потом уволился.

Сейчас он бариста в кафе небольшого города. Сюда Рэй устраивался с женскими документами и мужской внешностью. Он не хотел, чтобы коллеги знали о его «женском» паспорте, но об этом быстро стало известно.

— Все спокойно отнеслись. Новенькие приходят — им никто уже не говорит. Начальство нормально восприняло: главное, что ты человек хороший, — говорит Рэй.

«Пропагандируете?»

В госпиталь, где работает Саша, привозят раненых бойцов с войны, многие из них — бывшие заключённые. Саша старается избегать встреч с ними, но получается не всегда. Однажды «вагнеровец» пытался с ней познакомиться, и Саша ему сказала, что она не девушка, а парень. Не сразу, но он отстал.

Бывший заключённый, который живёт в посёлке недалеко от её дома, кричит ей вслед угрозы. Посёлок небольшой, в нём невозможно жить незаметно, а на помощь полиции в ситуации Саши рассчитывать сложно. Чтобы быть в безопасности, она пошла на курсы для получения лицензии на гражданское оружие.

— Купила два травмата — и теперь я ничего не боюсь. Стреляю периодически в тире. Сейчас по-другому нельзя: такая обстановка в стране. Плюс уголовников много всяких, — говорит Саша.

Екатерина не рекомендует трансгендерным людям обращаться в полицию даже по бытовым вопросам: «Раньше можно было — сейчас нет. Если есть хоть малейший риск, что раскроется транс-статус, это небезопасно и может служить рычагом для давления».

Когда не нужно идти на работу или в госучреждения, Аня носит женственную одежду и лёгкий макияж, но старается избегать ситуаций, когда нужно предъявлять документы. Например, ходит покупать алкоголь только в компании, потому что, если она показывает свой паспорт, ей говорят «это не вы».

Сложнее на дорогах, когда показать документы просят сотрудники ДПС, но с агрессией с их стороны Аня не сталкивалась. Только однажды машину Ани стали полностью досматривать.

— Они сначала вообще ничего не понимали. Спрашивают: «Чья сумка?» Я говорю: «Моя». Они: «Это женская сумка» — «Правильно, моя» — «И документы тоже, значит, ваши?» — «Мои». Они что-то смотрят, копаются, спрашивают: «Пропагандируете?» Я говорю: «Нет». На этом всё закончилось. Но было очень страшно, конечно, — рассказывает Аня.

Адель нашла способ минимизировать свои риски при предъявлении «мужских» документов — поменяла фотографию в паспорте на женскую. И раздумывает над тем, чтобы поменять имя и фамилию на «нейтральные» — допустим, Алекс Виннер, чтобы на графу «пол» уже не обращали внимания.

По словам Екатерины, несоответствие фотографии вызывает больше всего проблем, когда трансгендерные люди показывают паспорт — например, в аэропортах и поездах:

— Это гендерное несоответствие — оно взрывает мозг. После смены фотографии обычно таких проблем уже не возникает.

Екатерина, у которой в документах тоже указано мужское имя, советует в таких случаях вести себя естественно и не оправдываться за то, какой ты есть:

— Если что-то говорят про мой паспорт, стараюсь отвечать так, чтобы вообще не касаться темы трансгендерности. Даже когда в лоб спрашивают: «Вы пол сменили?», говорю: «Видите, по документам — нет».

По её словам, до принятия закона о запрете «смены пола» в аэропортах при предъявлении документов часто спрашивали, почему она их не поменяла. После июля 2023 года такие вопросы задавать перестали.

— Они не могут с этим ничего сделать. Просто смотрят документы, ставят штамп — и всё, — говорит Екатерина.

«Мы только нагружаем судебную систему»

Аня хочет ещё больше изменить внешность, чтобы выглядеть максимально женственно, и сделать «нижнюю» операцию. Но чтобы избавиться от необходимости вести двойную жизнь и «наряжаться в унисекс для визитов в госорганы», нужно поменять документы. Теперь это возможно только через суд и после операций, и то нет гарантий, что судья вынесет положительное решение.

Рэй получил заключение медкомиссии в коммерческой клинике в Москве ещё до принятия закона о запрете «смены пола», в мае 2023 года, и подал документы на смену паспорта в ЗАГС областного центра, где жил. А сам снова поехал в Москву, чтобы успеть сделать мастэктомию. «Врач просто не отдыхал, делал по восемь операций в день, отрезал лишнее, было много запросов перед принятием закона», — рассказывает Рэй.

Его заявление на смену документов в ЗАГСе рассматривали слишком долго: поменять паспорт до июля 2023 года Рэй не успел. Тогда он обратился за помощью к правозащитнице Эльвире, которая помогает трансгендерным людям в судах. Судебные тяжбы Рэя длились два года. По его словам, начальница ЗАГСа в их городе ему помогла: «Говорит: „Мне сказали возражать в суде, но я на вашей стороне, понимаю всю эту ситуацию“».

Родители Рэя, несмотря на то что они были против трансгендерного перехода, тоже пришли в суд поддержать его. Правозащитница Эльвира говорит, что такое отношение окружающих увеличивает шансы выиграть дело. Судья в родном городе Рэя удовлетворила его иск.

Сейчас Рэй ждёт вступления в силу решения суда и летом 2025 года, к своему тридцатилетию, надеется поменять документы. А потом жениться на любимой девушке Лене. Об этом Рэй мечтал со школы, когда они были подругами. Когда он поступил в вуз в другом городе, они долго не виделись, но пять лет назад стали встречаться. Лена поддержала его решение о транспереходе. По словам Рэя, для него это был не просто суд — это была борьба с «закостенелыми людьми, которым он непонятен»:

— Для меня эта победа не чисто для себя. Просто цисгендерные люди женятся, разводятся, заводят детей… У них это просто есть, а мне, чтобы жениться на любимой девушке, нужно было столько бороться. <…> Когда государство видит в тебе не тебя, а только твои гениталии — это не круто.

Адель надеется сменить документы и уйти в стелс: полностью поменять жизнь и работу, оставив в своём окружении только близких друзей. Но её беспокоит, что об этом будут знать государственные структуры.

Саша хотела бы поменять документы, но времени и денег на суды и операции у неё нет. Уезжать из своего посёлка она не планирует: хочет ухаживать за могилой матери.

— Я как жила, так и буду в посёлке своём. Я тут маманю рядом похоронила. Так и останусь здесь. Народ пусть привыкает.

Аня копит деньги на операцию, которую хочет сделать в Таиланде. Она не понимает, в чём польза всех этих запретов: «Мы только нагружаем из-за этого судебную систему, нагружаем людей. Никто от этого плюсов не получает абсолютно». Несмотря на возможность найти работу по специальности в другой стране, Аня хочет остаться.

— В общем, уезжать из России не хочу. Буду добиваться женских документов здесь.