Недавно своими итогами года делились авторы «Новой вкладки». Но их материалы невозможно представить без фото. Мы предложили фотографам, работающим с нами, рассказать о самой запомнившейся в этом году съёмке и о том, каким в целом был для них этот год.
Некоторые фотографы публикуют свои снимки без имени, поэтому в нашей подборке они тоже не называют себя.
— Для истории про суррогатное партнёрство мы сделали две съёмки: Анзол и Ксения, Анзол и Наталья. И в процессе ярко проявилось то, о чём, собственно, материал. Мне хотелось создать безопасную ситуацию, в которой близость проявится сама. Но возможен ли настоящий интимный контакт, когда один человек снимается с разными партнёршами? Вот так подряд, конвейерно? Мы повторили один и тот же сценарий съёмки два раза подряд, но они не были похожи одна на другую. И главное: контакт и близость проявились оба раза с самого начала. На таких съёмках иногда забываешь сам дышать, потому что наблюдаешь настоящее, искреннее, уязвимое, хрупкое, что обычно под защитным слоем, а часто и не одним.
По моим ощущениям, в этом году снова стало больше личных историй, про частную и повседневную жизнь людей. Основная повестка и самые острые темы, к сожалению, всё так же на первом плане. Но для меня ценно, что всё так же важны общечеловеческие проблемы. И всё так же есть возможность через фотографию исследовать, как живут самые разные люди в разных точках страны.
— Эта фотография с девочкой Асей была сделана в деревне в Архангельской области во время поездки в небольшое эко-сообщество, в котором сейчас живут две женщины и трое детей. Был конец июня, днём стояла жара и было очень много оводов, от которых приходилось бегать и постоянно отмахиваться. Я ходила с детьми на речку, наблюдала и снимала, как они доят коз, ухаживают за курицами, ищут потерявшегося накануне козлёнка, сражаются с крапивой, помогают взрослым готовить еду — такие «идеальные дни» и настоящее деревенское детство, какое было и у меня когда-то.
В этом году я стала больше и углублённее смотреть в сторону современной арт-фотографии, занялась съёмкой собственного многолетнего фотопроекта. По-моему, это стало сказываться и на процессе журналистских съёмок: я пробую больше экспериментировать с формой, искать разные ракурсы, снимать при разном свете или в темноте. Ещё в этом году я побывала в качестве члена жюри на этапе отбора в одном международном конкурсе и в очередной раз осознала, что в России много невероятно крутых фотографов, которые в современных реалиях продолжают снимать очень самобытные, сильные и совершенно уникальные фотопроекты на самые разные темы.
— Этот кадр сделан 1 сентября во время траурной линейки во дворе школы № 1 в Беслане. Кадеты пограничного класса ФСБ несли портреты погибших во время теракта 2004 года. Меня поразило, что, когда они взяли эти портреты, они подняли их на уровень своего лица — и их лица стали будто бы лицами погибших. Не знаю, планировалось поднимать фотографии именно так или нет. Это была страшная и очень живая картина.
В 2024-м я больше обращала внимания на репортажную фотографию. Оглядываясь на этот год, я понимаю, что вспоминается больше всего снимок покушения на Дональда Трампа. Поразило, какие разные вышли кадры у фотографов, которые вроде бы стояли совсем рядом, но «схватили» момент по-разному и с разным отношением. Было интересно наблюдать, как фотография становилась частью предвыборной кампании. В очередной раз убедилась, что для меня самое интересное в снимке — это неожиданность его происхождения. Не думаю, что фотографы, которые шли на довольно обыденный праймериз, ожидали, что зафиксируют исторический момент. Я пока ещё жду свой.
— Мне кажется, что мальчишка, который развалился в центре кадра, — у него всё хорошо, он носился по улице, играл в снежки, строил снежную стену — и вот утомился. Вижу в этом что-то очень витальное, настоящее, и, наверное, зарядившись этим состоянием и попав в хозяйство одного из героев текста про пермское село Путино, я начала контактировать со всеми животными: там были овечки, лошади, птицы (с ними сложно) и много собак. Я так увлеклась, что авторка текста еле вытащила меня оттуда: раз десять она говорила мне, что нам надо идти, но я не могла оторваться (обычно я максимально сфокусирована на съёмке и такого себе не позволяю).
В этом году было очень много командировок — и поводы не самые радостные: много слёз, пустых глаз, похорон, растерянности, ощущения опасности, напряжения. Если говорить про саму фотографию, то для меня она — связующий мостик. Я дважды брала курсы в этом году, и то комьюнити заинтересованных и увлечённых фотографией людей, которое образовывалось на занятиях, для меня целительно.
— Я сделала эту фотографию во время открытого урока в сельской школе Ингушетии. Урок был посвящён 80-й годовщине депортации чеченского и ингушского народов в 1944 году. Первую парту в классе торжественно накрыли белой скатертью, усадили двух приглашённых стариков — свидетелей депортации, они делились воспоминаниями. Дети с учителем подготовили для гостей театрализованное представление: это было трогательно, по-семейному. Девочка на снимке в пуховом платке — он был частью её костюма — и хотела фотографироваться, и в то же время стеснялась, поэтому закрыла лицо, и акцент этой фотографии — на взгляде.
В 2024-м я много работала над социальными фотоисториями, и этот год был про доверие между автором и героем, когда последний оказывался в сложной жизненной ситуации и при этом находил в себе силы преодолевать трудности и поделиться своей историей. Это всегда вызывало во мне восхищение силой человеческого духа.
— Съёмка для текста про приют для бездомных в Ставропольском крае была сумбурной. Меня водили буквально за руку от одного героя к другому, и не все из них, если честно, хотели в этом всём участвовать. Но хозяйка приюта была настойчива: очень хотела «организовать всё в лучшем виде». Так, несмотря на мои просьбы дать мне всё снять как есть, Николая выгнали внеурочно кормить коз. Козы, впрочем, были этому рады. А Николай был рад, что рады козы. Так и получился кадр.
Мне кажется, вообще фотография стала совершенно оторванной от реальности. Она, конечно, изначально никогда и не была по-настоящему документом, разве что в науке. Но теперь, на фоне прорыва нейросетей, лавины фейков и активного использования в работах современных художников, на фотографию вообще стало сложно опереться. Потому-то все так и ударились, думаю, в исследование старых фотоархивов, доставшихся по наследству или случайно где-то найденных. Даже я, ха-ха. Пока ещё в них есть уверенность, и то, наверное, из-за их материальности. Но никто, в принципе, не мешает распечатать созданное искусственным интеллектом ретро-изображение, химически состарить бумагу и выдать его за артефакт. Есть ощущение, что я такой проект уже где-то видела… В интересную эпоху живём.
— На фото — Елена, бывшая балерина. Кадр из проекта, для которого я снимала обнажённых женщин старше 45 лет и разговаривала с ними о теле и возрасте. Елена меня поразила своими движениями: каждое было выверенным и законченным — не важно, ставила она на стол чашку чая, садилась перед камерой или надевала ботинки.
У меня есть ощущение, что в этом году фотография стала более личной. Многие фотографы, кого я знаю, переключились с больших нарративов на персональные проекты и истории, которые трогают их самих. В начале лета мы обсуждали с коллегами, может ли снимок быть формой активизма. Я уверена, что да. И цель этого активизма, в моём представлении, свидетельствовать, что люди разные, а мир — сложный. Смотреть друг на друга внимательно — и узнавать.
— Фото сделано из окна рейсового автобуса. Он едет по дороге, соединяющей город Ивдель в Свердловской области с населёнными пунктами, расположенными севернее. Почти сразу за городом кончается асфальт и начинается грунтовка, на которую, как на нить, нанизаны поселения. В них плотно переплелись судьбы людей, оказавшихся в этих краях в связи с различными историческими событиями: манси, старообрядцев, трудармейцев, геологов, рабочих, сотрудников исправительных учреждений, осуждённых… Этой же дорогой и далее на спецтехнике отправляются на перевал Дятлова и Маньпупунёр туристы.
Фотография в этом году, как и прежде, осталась для меня способом познания окружающего мира, возможностью видеть то, что ни при каких других обстоятельствах увидеть невозможно. Если говорить о тенденциях, то, на мой взгляд, многие фотографы сконцентрированы на наблюдении, обращены к внутренним переживаниям, исследуют прошлое, возможности применения искусственного интеллекта.
— Больше всего в работе над текстом про людей, которые ухаживают за родственниками с деменцией, меня поразила Мария — это её мы видим на фотографии. Человек, который не пытается «стелить мягко», не играет в толерантность, как сегодня заведено в мире, а называет вещи своими именами, при этом искренне чуткий и честный. Человек, который не растерялся, когда ушёл муж, оставив её наедине с больной бабушкой, а быстро зарегистрировался на сайте знакомств и нашёл нового. Человек, который позвонил мне с самого утра со словами:
— Проснулась? Ты же не знаешь города, чего будешь плутать, сейчас за тобой заедет машина, одевайся!
— Какая марка, как мне её узнать?
— Самая убогая, какую увидишь у гостиницы.
В 2024 году я поняла, что уже недостаточно просто фотографии. Наше информационное поле настолько перегружено изображениями, что фотография уже должна быть чем-то большим, чем просто свидетельством или иллюстрацией. Уже мало просто информации, хочется видеть личность автора и его отношение к происходящему.
— Мы готовили текст про эзотерический туризм в Карелии и поехали на знаковое место всех карельских шаманов, гору Воттоваару, в главный мистический праздник — день летнего солнцестояния. Каждый год на горе происходит что-то вроде слёта шаманов и всяких эзотериков, но именно тогда, именно в этом году, на горе не было шаманов, и, начиная с ночи и утром на следующий день, мы ходили по горе в поисках хоть кого-нибудь. В конце концов нашли только одного шамана, а недостаток фотографий решили компенсировать реконструкцией того, что обычно происходит на этой горе. Солнце на спине человека на этой фотографии мы сделали сами.
В целом могу сказать, что 2024 год был знаковым для меня в фотографии. В какой-то момент я почувствовала кризис себя и смыслов и впервые за много лет вернулась к учёбе. Это очень мне помогло: я вышла из состояния застоя и интереса к съёмкам стало даже больше, чем было до этого.
— Когда мне предложили эту съёмку — попробовать поразмышлять на такую деликатную и очень личную для каждой женщины тему, как аборт, я… испугалась, растерялась и совсем не понимала, как сама к ней отношусь. Это так странно для человека, в жизни которого был аборт. Всегда казалось, что прошлое и ошибки со временем стираются, потому что мы их так или иначе искупаем, но это не так. Прошлое настигает и никуда не девается. Так или иначе, у женщины есть это личное право. В вопросе аборта мне хочется самой принимать решение, это касается только меня и моего тела. Я — женщина, а не матка. Я бы не хотела, чтобы меня рассматривали как детородный орган, как кусок мяса. Отсюда в кадре появился этот кусок. Ветки, бинты, мясо и телесность — для меня это сочетание есть болезненность и дискомфорт. К тому же сниматься голой — это всегда уязвимость, даже если фотограф ты сам. Помню, как неприятно в тело впивались ветки, а мясо липко льнуло к телу. И завязаны глаза, мне почти ничего не видно. Благодарна Свете и команде «Новой вкладки», которая поднимает такие важные темы и даёт возможность высказаться.
Может быть, это покажется эгоистично, но я мало слежу за работами коллег. Хочется спрятаться и направить взгляд внутрь себя. Это время остановиться, подумать, перезагрузиться. Столько всего сейчас происходит. Хочется больше читать, слушать людей, проживших жизнь. И наблюдать… Молчать и наблюдать. Сложно разобраться сейчас не только в том, что происходит вокруг, но и в себе.
Недавно купила газету, потому что на первой полосе было интервью со священником. Когда-то он был военным, потом в боях потерял ноги и… решил прийти к Богу. Мне так захотелось спросить у него: что главное? как жить? как стать если не хорошим, то нормальным человеком? и во что верить? Но интервьюер задал другие вопросы…
— Это была история о противостоянии живых и электронных звонарей. Мы стояли с героем на колокольне, он звонил во время отпевания и рассказывал, что происходит с душой усопшего во время этой службы. В какой-то момент из церкви вынесли гроб, и я поняла, что его служба на сегодня окончена.
На мой взгляд, в российской фотографии за последний год мало что изменилось. Разве что появилось больше отстранённости и иносказательности. Когда ограничиваются фотография и слово, есть больше времени подумать и меньше возможности размазаться по древу, которое подрубили.
— Эту фотографию я сделала в марте 2024 года для материала о том, как родственники и близкие политзаключённых передают им посылки в тюрьму и как справляются с разлукой. На фото Александра Попова, жена поэта Артёма Камардина, фигуранта «Маяковского дела», приговорённого к семи годам колонии общего режима за чтение стихов, в которых была критика войны в Украине. Съёмка проходила в квартире Александры. На полочке стеллажа стояла рамка с нарисованными портретами Александры и Артёма, а на двери висел плакат с разными надписями. Одна из них — «Все выйдут». Задержание Артёма проходило крайне жестоко. В квартиру, которую он снимал вместе с Александрой и другом, вломились силовики. Во время обыска Александру и Артёма сильно избили, Артём подвергся изнасилованию гантелей. Александре приклеивали стикеры к лицу суперклеем, вырывали волосы и угрожали изнасилованием впятером, показывая в это время видео с Артёмом, над которым издевались в соседней комнате. Признаться, в первую нашу встречу с Александрой я не сделала хороших кадров. Не могу представить, как ей было сложно проговорить мне ещё раз всё то, что им с Артёмом пришлось пережить.
2024 год для меня был как американские горки: тяжёлые снимки войн и протестов по всему миру и фотоистории о человеческой взаимопомощи и важных социальных инициативах, заставляющие верить в этот мир. Было много и личных тем о пережитом опыте и связях со своими корнями. Последнее, как мне кажется, обусловлено текущей ситуацией: при разрушении ценностной системы мира, объединяющей общество, возрастает роль национальной идентичности как реакции на неопределённость. Фокус всё больше смещается на личность автора и его роль в том или ином проекте, что мне кажется очень важным. Это дополнительный рычаг увидеть больше, опираясь и на свой личный опыт.
— Денис ждал Эллу из колонии несколько лет. Кажется, что он был более счастлив, пока носил ей передачки, собирал деньги на адвокатов и представлял их счастливое будущее. Но, к сожалению, когда Элла освободилась, их отношения стали портиться. Теперь Денис ждёт, когда Элла изменится. Пока я была у них дома, Элла выпустила птичку из клетки. Та полетала вокруг люстры, походила по дивану, а потом уселась Элле на голову. Вот и всё!
Мне не хватает какого-то издания, журнала или канала, чтобы смотреть фотографии, снятые в России. Чтобы это были самые разные фотографии: документальные, коммерческие, современное искусство. А ещё не хватает внешнего критического осмысления всего этого. В основном авторы и институции публикуют имена победителей конкурсов и фестивалей. Но это выбор жюри среди амбициозных фотографов, а хочется видеть выжимку времени, то, что видят и чувствуют фотографы сейчас в России. И читать статьи тех, кто способен осмыслять все эти снимки.
Не хочется заканчивать на грустном, но нельзя не сказать про большую потерю этого года в мире фотографии — смерть Димы Маркова. Но снимки его — про жизнь, про ту, в которой мы живём, которую порой не хотим замечать, в которой иногда боимся посмотреть на себя со стороны. Не хочется каких-то громких слов, просто у Димы как-то ловко и легко получалось подмечать то, что для многих оставалось вне поле зрения. И видеть в этом свою красоту. Думаем, его снимки останутся важными символами этого времени.
В том числе и фотографии из последней командировки Димы для «Новой вкладки». Текст уже был написан, и это получался такой формат съёмки по следам автора. Казалось, что фактуры для съёмки не так много. Тут, скорее, нужно было побродить и прощупать атмосферу места: общаться с простыми людьми, улавливать то, как они живут и как устроен их мир. Это у Димы отлично получалось. Фотографии продолжают жить свою жизнь.
